Подробности от источника имееются?  Тяжело разговаривать со слепо верующими в чудеса медицины,людьми..

Спасибо. Интересно,яндекс и гугл подобные сайты специально на дальние страницы задвигают или эти доктора просто  не трудятся донести информацию до масс?

Где бы раздобыть хотя бы копии подобных документов?

Меня несколько смущает источник этой статьи,к тому же,который уже удален)
http://brainfuckoff.net/blog/2009-06-13-57
Тем не менее,прецедент есть:

История Заны

Первую часть истории Заны и свои поиски ее останков Б.Ф. Поршнев описывает в документальной повести "Борьба за троглодитов" (она была опубликована в 1968 г. в казахстанском журнале "Простор"). История Заны воссоздана им по рассказам людей, лично ее видевших. Похоронили ее в 80-90-х гг. ХIХ в., но А.А. Машковцев и Б.Ф. Поршнев среди жителей селения и окрестностей застали в живых более десятка из тех, кто были при этом, а иные, те, кому свыше 80 лет, тем более - за сто, знали Зану долго и многое могли извлечь из памяти. Особенно подробно описали Зану Ламшацв Сабекиа (около 105 лет), его сестра, Дигва Сабекиа (свыше 80 лет), Нестор Сабекиа (около 120 лет), Куона Кукунава (около 120 лет), Алыкса Цвижба (около 130 лет), Шамба (около 100 лет). Пожалуй, не было в окрестностях дома, где не сохранились бы семейные воспоминания о Зане. Б.Ф. Поршнев приводит выжимку из всех сведенных вместе записей. Вот она.

Дата и место поимки Заны неизвестны. Согласно одному варианту ее поймали в горных лесах Заадан, по другому - близ морского побережья нынешнего Очамчирского района или еще южнее - в нынешней Аджарии. В пользу Аджарии говорит кличка "Зана", что схоже с грузинским "занги" - темнокожий, негр. Настигли ее не случайно: ловцы охотились за ней. Когда ее связывали, Зана яростно сопротивлялась, ее колотили дубинками, забили рот войлоком, надели на ноги бревно-колодку. Возможно, ее перепродавали, прежде чем она оказалась в собственности владетельного князя Д.М. Ачба в Зааданских лесах. Потом пленница попала к его вассалу X. Челокуа. Еще позже ее получил в подарок приезжавший в гости дворянин Эдги Генаба, который отвез ее связанной в свою усадьбу в селении Тхина, что на реке Мокви, в 78 км от Сухуми. Дата ее появления здесь неизвестна, но с этого рубежа сведения местных информаторов становятся конкретными. Сначала Генаба поместил Зану в очень крепкий загон из вертикальных бревен. Пищу ей спускали туда не входя, так как она вела себя как дикий зверь. Зана вырыла себе в полу яму и в ней спала. В таком совершенно диком состоянии она оставалась первые три года. Но понемногу приручалась, и ее перевели в плетеную ограду под навесом в стороне от дома, где сперва содержали на привязи, позже отпускали уже и на волю. Она не уходила далеко от мест, где приучилась получать пищу. В теплом помещении жить не могла, круглый год оставалась в любую погоду во дворе под навесом, где снова вырыла себе яму или нору для спанья. Любопытные селяне подходили к ограде, тормошили абнауаю палками, которые она иногда с яростью вырывала. Детей и домашних животных гоняла от себя, бросая в них камни и палки.
Кожа абнауаю была черной или темно-серой, все тело ее с головы до ног, и особенно обильно в нижней части, было покрыто черно-рыжеватыми волосами, они были местами длиной в ширину ладони, но не очень густы. У ступней волосы почти исчезали. Ладони были вовсе без волос. На лице они были совсем редкие, небольшие. Зато на голове, как папаха, возвышалась беспорядочная, свалявшаяся копна совершенно черных жестких, блестящих волос, гривой спускавшихся на плечи и спину.

Как все абнауаю, Зана не могла говорить. За десятки прожитых тут лет не научилась произносить ни одного абхазского слова. Могла лишь бормотать, издавать нечленораздельные звуки, а в раздражении - непонятные выкрики. Слух у нее был острый, шла на свое имя, выполняла кое-какие команды хозяина, побаивалась его окриков. Абнауаю была очень рослая, массивная, широкая. Непомерно большие груди. Высокий толстый зад. Мускулистые руки и ноги, но голень от колена до лодыжки была странной формы - без всякого утолщения посередине. Пальцы на руках были толще и длиннее человеческих. На ногах пальцы обладали способностью широко раздвигаться (в том числе, когда она была раздражена), особенно отодвигался большой палец.

Удивительным было лицо Заны. Оно пугало. Широкое, скуластое, с крупными чертами. Плоский нос со вздернутыми большими ноздрями. Выдвинутая вперед нижняя часть лица наподобие рыла. Широкий разрез рта, крупные зубы. Как-то неестественно выступающий затылок. На низком лбу волосы начинались от самых бровей - лохматых, густых. Глаза имели красноватый оттенок. Но самое ужасное: выражение этого лица было не человеческим, а животным. Иногда, хоть и редко, Зана неожиданно начинала смеяться, обнажая свои белые зубы. Никто не замечал, чтобы она улыбалась или плакала.

Прожив весьма долгие годы сперва у Ачбы, затем у Генабы, Зана удивительным образом до старости и смерти физически не менялась: не было у нее седины, не выпадали зубы, сохранила полную силу. А сила и выносливость ее были огромны. Зана могла бежать быстрее лошади. Она переплывала бурную реку Мокви даже в разлив, а в холодном роднике, который до сих пор носит ее имя, купалась летом и зимой. Свободно поднимала одной рукой и несла на голове в гору с мельницы пятипудовый мешок. Неуклюже, как медведь, но свободно влезала на деревья за фруктами. Мощными челюстями легко грызла грецкие орехи.

тобы полакомиться виноградом, сдергивала на землю целую лозу, увившую высокое дерево. С буйволами ложилась охладиться в воду источника. По ночам нередко уходила бродить по окрестным холмам. От собак и при иной необходимости применяла огромные палки. Странно любила что-нибудь делать с камнями: стукала друг о друга, разбивала их. Уж не ею ли был оббит остроконечник мустьерского типа, какие делали ископаемые неандертальцы, найденный в 1962 г. А.А. Машковцевым как раз на холме, где бродила Зана? Пока надлежит допустить, что это простое совпадение.

У людей Зана смогла научиться очень немногому. Она осталась лишь полуприрученной. И зимой предпочитала оставаться голой, какой ее выловили в лесу. Надеваемое на нее платье рвала в лохмотья. Однако к набедренной повязке ее отчасти приучили. Кто-то из прежних владельцев сделал ей тавро на щеке и дыры в мочках. В дом иногда входила, и даже ее подзывали к столу, но, в общем, слушалась она только хозяина - Эдги Генабу, а женщины ее боялись и приближались, только когда она была в хорошем настроении. В раздражении и ярости Зана была страшна, кусалась. Хозяин умел ее успокоить. На детей не нападала, но пугала, и детей в округе стращали Заной. Лошади ее боялись. Ела Зана все, что давали, в том числе мамалыгу (густую кукурузную кашу, заменяющую абхазам хлеб), мясо, всегда только руками, с чудовищной жадностью. От вина приходила в хорошее настроение, затем засыпала обморочным сном. Спала Зана всегда в яме, ничем не прикрываясь, но любила закапываться в теплую золу от потухшего костра. Самое главное, чему Зану удалось научить: она могла высекать огонь из кремня на трут-лишайник и раздувать - это было так похоже на врожденное стуканье камнем о камень. Но дальше этого ее трудовое воспитании, в сущности, не пошло. Ее лишь выдрессировали выполнять несложные приказы словом или жестом: вертеть ручные жернова, принести дрова или воду из источника в кувшине, отнести на водяную мельницу к реке и принести оттуда мешки, снять хозяину сапоги. Вот и все. Старались научить ее сажать овощи и другие растения, но она подражала показу бессмысленно и сама портила все, что делала. В седле никак не могла удержаться. Как видно, Зана не стала человеком.

Но она стала матерью людей, и это - удивительнейшая сторона ее истории, важная для генетики. Неоднократно неандерталка беременела, возможно от различных мужчин, и рожала. Рожала без всякой помощи. Несла полоскать новорожденного в воде, хотя бы и ледяной. Но метисы не выдерживали этого лесного омовения и погибали. Позже люди начали вовремя отнимать у Заны новорожденных и выкармливать их…

Как пишет Б.Ф. Поршнев, у Заны было по крайней мере четверо детей. Самый младший - Хвит - умер в 1954 г. в возрасте 65-70 лет, и достоверно известно место его захоронения.

Многие жители тех мест хорошо помнили и описывали Хвита. Он был могучего сложения, с темноватой кожей и некоторыми другими как бы негроидными признаками. Односельчане описывали его как человека лишь с небольшими отклонениями от нормы. В результате драки с односельчанами у Хвита была отсечена правая рука. Однако и левой ему хватало, чтобы косить, справляться с работой, даже лазать на деревья. Он обладал высоким голосом и хорошо пел. Дважды был женат, оставив троих детей. На старости переселился из сельской местности в Ткварчели, где и умер, а похоронить его привезли обратно в Тхину и погребли близ могилы матери - Заны.

Поршнев описывает впечатление, которое произвели на него дети Хвита - сын Шаликуа и дочьТайя (в действительности Рая) - с незначительной темноватостью кожи и грубыми чертами лица. У Шаликуа были необычайно сильные челюстные мышцы, за ним ходила слава: может держать в зубах стул с сидящим человеком и при этом танцевать. Шаликуа был наделен даром подражать голосам всех диких и домашних животных.

Поиски останков Заны

Три раза организовывал Б.Ф. Поршнев раскопки. Но безуспешно. По его мнению, удавалось найти только потомков Заны, но не ее саму. Б.Ф. Поршнев заканчивает свое повествование такими словами: "А ведь искать останки Заны надо всего в радиусе пяти-семи метров, на глубине полутора метров. Эта история не кончена. Суждено ли мне завершить ее? Или кому-нибудь другому?"

Прочитав его книгу "Борьба за троглодитов", я взял на себя ответственность продолжить эту историю. Причем в силу обстоятельств не согласовав с Борисом Федоровичем, за что он потом на меня очень рассердился. Так вот, летом 1971 г. я отправился в Сухуми. Кстати сказать, остановился я в семье моих давних знакомых, греков Кивелиди, с которыми в детстве жил в одном дворе в Самарканде.

Там я нашел Юрия Николаевича Воронова, известного и уважаемого в Абхазии археолога, положившего жизнь на воссоздание богатой и самобытной истории абхазов, - положившего в буквальном смысле, так как позже, будучи вице-премьером правительства Абхазии, был расстрелян в упор на лестничной площадке около своей квартиры. А за несколько месяцев до этого его квартира, в которой хранились бесценные материалы и экспонаты, была разграблена врагами Абхазии. Меня он тогда интересовал как человек, который участвовал в раскопках, предпринимавшихся ранее Поршневым. От него я узнал много детективных подробностей о тех раскопках, которые сопровождались пропажами, обращениями в милицию и последующими обнаружениями костей, многочисленными возлияниями в духе хлебосольных абхазов, конфликтами с местными учеными и прочими приключениями.

Встреча с Ю.Н. Вороновым произошла в экзотической обстановке, в глубокой и сложной по конфигурации карстовой пещере близ селения Псху, что на реке Бзыбь. Он тогда руководил извлечением из глубины пещеры окаменевших костей пещерных медведей, обитавших в тех краях примерно 10 тыс. лет назад. А консультантом группы был известный в археологических и зоологических кругах зоолог-палеонтолог из Тбилиси профессор Николай Иосифович Бурчак-Абрамович. Он консультировал в Сухуми сотрудников местного краеведческого музея и его филиала - Новоафонской пещеры. Раньше мы с ним вели оживленную переписку, поскольку он также вел поиски гоминоидов на юге Азербайджана, в Талышских горах, где тем же занимался и я, но лично мы не были знакомы. Собственно, я приехал в Сухуми из Талыша в надежде увидеться с ним, а уж потом возникло намерение заняться поисками Заны. С ним тоже я увиделся впервые у этой же пещеры.

Позже через Воронова я познакомился еще с одним участником прежних раскопок, местным краеведом Владимиром Сергеевичем Орелкиным - историком, языковедом, художником и, вообще, очень интересным человеком. Ранее он был репрессирован, много лет провел в лагерях и теперь страдал очень сильными головными болями. Он оказал мне неоценимую услугу, не только подробно рассказав о той местности, где находилось кладбище, но и предоставив ряд документов - планов расположения вскрытых могил, актов вскрытия с сопровождающими эскизами и даже фотографиями и т. д.

Так вот, с помощью этих авторитетных личностей мне удалось в очередной раз произвести раскопки на заброшенном родовом кладбище, где предположительно захоронена и Зана. На это было получено разрешение местных властей. Надо сказать, местные жители с энтузиазмом откликнулись на призыв помочь в поисках. Их радушие и гостеприимство даже, я бы сказал, перехлестывали через край. Практически каждый день начинался у меня с продолжительного застолья, полного "чем бог послал", после чего практически нельзя было начинать работу. Пришлось в конце концов установить жесткий порядок: хотя бы до середины дня - ни-ни… Местная молодежь помогала вырубать колючий кустарник, которым была покрыта вся территория заброшенного кладбища. Помог нашей работе молодой бригадир из колхоза Валерий Сакалая, выделивший мне двоих ребят-рабочих, за что я ему очень благодарен. А люди постарше давали советы, где лучше искать могилу Заны. Они рассуждали так: поскольку Зана была дикая, не крещеная, ее надо искать ниже по склону от остальных могил, и ориентирована могила должна быть не так, как все. Но внизу, похоже, была нетронутая поверхность с зарослями колючки, да еще в непосредственной близости проходил проселок, и вряд ли там могли быть могилы. Поскольку те места в центре кладбища, где раньше предполагали найти могилу Заны, были уже раскопаны, я зашел "с другого конца": рассудив, что ее сына должны были похоронить где-то рядом с матерью, я начал поиск от его могилы. И, сняв дерн с поверхности вокруг могилы Хвита, менее чем в метре от нее мы обнаружили на земле темное пятно, свидетельствовавшее о том, что здесь какая-то старая, давно забытая могила. Могила была длиной около двух метров с еще сохранившимися частично досками "гроба": это были просто грубые сегментные доски (горбыли), которые располагались поперек могилы, боковая стенка была одна, а крышка, по-видимому, была наклонной и тоже образована поперечными досками.

Раскоп был заполнен почти до краев грунтовыми водами - пришлось их вычерпывать. Но кости, вернее,то, что от них осталось, были в густой липкой глине. В голове находилось зеркальце размером семь на четыре сантиметра, а в ногах, пожалуй, самый ценный экспонат - галоши с хорошо сохранившимся штампом: "Товарищество "Проводник", 1888" и дальше: Russ.- French Rubber Works ind". Значит, захоронение датируется последними десятилетиями ХIХ в.! Это вполне могло соответствовать времени смерти Заны. Если Хвит умер в возрасте 67 лет (приблизительно), то Зана умерла не раньше 1887-1888 г. Но, учитывая, что документы в Абхазии стали выдавать лишь в 1930-е гг., и лишь на основании устных заявлений, вполне возможно, что Хвит родился раньше. С другой стороны, обувь могла храниться несколько лет после ее производства - такой обычай среди населения тех мест существует и поныне. (Судя по сохранности штампа, галошами не пользовались.) Галоши были довольно большими для женщины, их длина достигала 29 см, что соответствует размеру обуви 44-45 (в тех краях женщины, работая по дому, ходили, да и ходят сейчас, в галошах на босу ногу). Да и длина могилы говорит о довольно большом росте похороненной.

Еще одна деталь в пользу того, что могила принадлежала Зане: очевидцы рассказывали, что ее могила была неглубокой из-за того, что наткнулись на твердую породу, хотя в изголовье дно было рыхлым. И это соответствует характеру раскопа: большая часть дна этой могилы представляла собой твердый известняк, поэтому ее глубина не превышала 90 см, а в изголовье - мягкий песчаный грунт. И еще одно "за": доски гроба сделаны из акации, так же как у Заны. Но против говорило то, что в голове у Заны должна была находиться керамическая миска или тарелка, а ее не было… К сожалению, череп был сильно разрушен, сохранилась лишь черепная крышка, а остальное представляло собой лишь небольшие фрагменты. Изъятые кости я промывал и сушил во дворе дома Орелкиных в Сухуми. Там же по зубам мы установили, что женщина была довольно пожилая, многие зубы утрачены при жизни, и вообще с зубами у нее были проблемы. Череп у нее был, как говорят антропологи, грацильный, то есть вполне женственный, не очень крупный, без каких-либо особенностей, которые должны были иметься у Заны.

Я позвонил в Москву Б.Ф. Поршневу и доложил о результатах раскопок. Сообщение это ему не только не понравилось, но даже очень рассердило. Он расценил это как самоуправство, и меня ожидало серьезное разбирательство по приезде в Москву. Прежняя моя эйфория развеялась как дым. Тем более что я все больше и больше утверждался во мнении, что и это захоронение оказалось не Занино…

Итак, придя к выводу, что Зана все-таки найдена, посовещавшись, мы решили вскрыть могилу Хвита, чтобы исследовать и его кости. Возможно, по ним удастся определить, отличался ли Хвит чем-нибудь особенным от остальных людей и есть ли у него какие-нибудь черты предковых форм. Это и было сделано. При вскрытии могилы Хвита присутствовали профессор Бурчак-Абрамович, Яблонский к тому времени уже уехал из Абхазии.

Хочу отметить некоторые "мистические" явления, сопровождавшие это расследование. Это, например, внезапно разразившийся ливень во время эксгумации костных останков Хвита, в то время как небо было абсолютно безоблачным на протяжении всех раскопок могилы. Мы не заметили, когда успели набежать тучи. Причем местные старики предостерегали меня, что если я буду раскапывать могилу мужчины, особенно такого, как Хвит, непременно разразится гроза. Я не придал значения их предостережению. И был шокирован, когда оно оправдалось.

Далее, я очень сильно заболел после вскрытия его могилы, еще не выехав из Сухуми; даже потерял сознание, зайдя в гости к Юрию Воронову, и им пришлось вызывать "скорую", чтобы привести меня в чувство. Потом всю дорогу в поезде на пути в Москву у меня был то сильный озноб, то сильнейший жар, температура колебалась от 39,5 до 40 градусов. Меня сопровождал молодой скульптор, ныне покойный Володя Лавинский, которому я строго-настрого наказал не сдавать меня санитарам. А они приходили в вагон на каждой более или менее крупной станции, пытаясь высадить из поезда. И только в Москве я "сдался": прямо с поезда меня забрали на "скорой" и доставили в инфекционное отделение Центральной клинической больницы ("кремлевки"), поскольку я тогда был аспирантом Академии общественных наук при ЦК КПСС. Там три недели меня обследовали и лечили, но не могли поставить диагноз. Наконец методом исключения пришли к заключению - москитная лихорадка. Такое заболевание у нас в стране последний раз было отмечено в 1918 г. в Крыму!

Кто она, Зана?

Заинтересовавший меня череп женщины из Тхины был позже восстановлен мной лично в лаборатории пластической реконструкции при Институте этнографии в Москве, которую после смерти М.М. Герасимова возглавляла Галина Вячеславовна Лебединская. Она же консультировала меня в процессе восстановления черепа и затем высоко оценила качество моей работы. И она же сделала рисованный портрет по черепу, изобразив профиль женщины с явными чертами африканки. Африканский характер черепа отмечали и другие антропологи, видевшие его.

Должен сказать, что версия об африканском происхождении Заны выдвигалась в Сухуми местными этнографами и историками - противниками "снежного человека". Особенно настаивал на этом известный ученый Ш.Д. Инал-ипа. Поэтому еще и в первый свой приезд я занимался и этой версией. Оказалось, что еще при Петре I в Абхазию были переселены из Петербурга несколько десятков "арапов" - так тогда называли выходцев из Африки, - не выдержавших климата северных широт и подаренных местным князькам. Я даже разыскал потомков некоторых из них, проживавших до тех пор в разных районах Абхазии. Так что африканцы для абхазов были не в диковинку… Но когда я беседовал с очевидцами, знавшими Зану, те в один голос утверждали, что "Зана была не негритянка, мы знали негров, но она была вся волосатая и дикая". Так что, возможно, на кладбище в Тхине была когда-то похоронена и африканка, которую как "иноверку" могли похоронить не так, как христиан.

Череп Хвита исследовали антропологи. В той же лаборатории пластической реконструкции череп проверяли на предмет отсутствия патологии - акромегалии, которая может вызывать увеличение размеров головы. Как показало обследование, таковая патология отсутствовала. Антропологи, в частности академик В.П. Алексеев, профессора Дебец и Зубов, определили, что он относится к типу австралоидов, проще говоря - к папуасам, и нашли довольно необычное сочетание в нем примитивных, архаичных черт и черт прогрессивных. Было отмечено превышение над максимальными в человеческой серии многих абсолютных размеров, например продольный диаметр черепа, минимальная ширина лба, выступание надбровных дуг. Размеры и указатели надглазничного рельефа превышали даже максимальные величины некоторых ископаемых черепов или же сопоставимы с ними. Изгиб лба имеет малую высоту. Из ископаемых серий по ряду признаков череп Хвита приближается к неолитическим черепам Вовниги II. По заключению антропологов, череп обнаруживает очень большое своеобразие, некоторую дисгармоничность и разбалансированность признаков, очень крупные размеры лицевой части, повышенное развитие рельефа. В нем имеется так называемая "кость инков", встречающаяся у людей довольно редко. И конечно, они соглашались, что череп заслуживает дальнейшего пристального изучения. Вместе с молодым антропологом Мариной Колодиевой мы опубликовали отчет об исследовании черепа в докладах МОИП (Московского общества испытателей природы) за 1985 г.

Итак, поскольку изучение женского черепа выявило его несомненную негроидность (африканский тип строения), а Хвит, по мнению антропологов, был типичным представителем австралоидов (папуасов), представляется, что женский череп принадлежал не его матери Зане. И таким образом, можно считать, что сама Зана пока не найдена. Во всяком случае, сейчас, когда появились новые методы определения степени родства по костным останкам, было бы интересно провести такое генетическое исследование костей обоих черепов. Это могло бы решить спор о том, принадлежал ли женский череп, изъятый из могилы рядом с захоронением Хвита, его матери, или нет.