Как был написан сам Доклад? Кто его писал?
Мы все приложили руку к первой версии. Джонс и Эйбл собрали текст, а затем послали его каждому из нас для согласования перед созданием финальной версии….  Единственными проблемами были формат текста и тот, для кого мы его писали. И конечно, вопрос секретности .... [Комментарии Джона Доу по этому вопросу приведены во Вступлении.]

Вы упомянули справочник по «мирным играм». Что такое мирные игры?
Я хотел рассказать кое-что об этом. В Докладе они только бегло упомянуты. "Мирные игры" являются методикой, которую мы разработали в течение исследования. Это передовая технология, информационная система. Меня она очень радует. Даже если ничто не будет сделано по поводу наших рекомендаций, что вероятно, ее не смогут проигнорировать. Она станет революцией в изучении социальных проблем. Это побочный продукт исследования. Мы нуждались в быстрой, надежной технике аппроксимации влияния одних несопоставимых социальных явлений на другие. Мы ее получили. Она находится на примитивном уровне, но она работает.

Как играют в мирные игры? Они похожи на военные игры RAND?
Вы не «играете» в мирные игры, как в шахматы или в монополию, это все равно что играть в военные игры с игрушечными солдатами. Вы используете компьютеры. Это - система программирования. Компьютерный «язык», подобно ФОРТРАНу, или Алголу, или Джовиаль.... Его преимущество - превосходная способность устанавливать взаимосвязь между данными, не имеющими общих контрольных точек…. Простая аналогия может ввести вас в заблуждение. Но я могу дать вам некоторые примеры. Например, предположим, я попросил вас выяснять, какой эффект высадка американских астронавтов на луне окажет на выборы, скажем, в Швеции. Или какой эффект изменение в проекте закона - определенное изменение - оказало бы на стоимость недвижимости в центре Манхэттана? Или некоторое изменение в условиях приема в колледж в Соединенных Штатах - на британские судоходные компании ?
Вы вероятно скажете, что во-первых, никакого эффекта не будет, а во-вторых, это никак не выяснить. И в обоих случаях окажитесь неправы. В каждом случае эффект был бы, и метод мирных игр мог бы описать вам его, количественно. Я не брал эти примеры из воздуха. Мы использовали их в разработке методики.... По сути дела, это сложная быстродействующая эмпирическая система для определения рабочих алгоритмов. Как и  самые сложные типы решения проблем с помощью компьютеров...
Множество «игр» подобного типа, о которых вы читали, всего лишь преувеличенные литературные упражнения. Это действительно игры, и ничто больше. Я видел одну из них, под названием «Вьетнамская мирная игра», о которой писали в канадском бюллетене компьютерного общества. Они используют методы моделирования, но гипотезы программирования являются спекулятивными....
Наша идея подобной системы для решения проблем, не является оригинальной. ARPA работало над чем-то похожим. И Дженерал Электрик, в Калифорнии. Есть и другие..... Наша работа оказалась успешной не потому, что мы знаем о программировании больше, чем они, что неверно, а потому что мы старались точно формулировать проблемы. Все та же старая песня.. Вы всегда найдете ответ, если знаете верный вопрос.....

Предположим, что вы не разработали эту методику. Вы пришли бы к тем же самым выводам в Докладе?
Конечно. Но потребовалось бы гораздо больше времени. Но пожалуйста, поймите правильно мой энтузиазм [по поводу методики мирных игр]. Со всем моим уважением к влиянию компьютерной технологии на современное мышление, основные суждения должны все еще делаться людьми. Техника мирных игр не несет ответственности за наш Доклад. Эту ответственность несем мы.

Заявление «Джона Доу»

Вопреки решению Группы по специальным исследованиям, членом которой я был, я принял меры для обнародования нашего Доклада. Я благодарен мистеру Леонарду К. Левину за его неоценимую помощь в этом деле и Dial Press за то, что они решились его опубликовать. Ответственность за этот шаг, однако, моя и только моя.
Я хорошо знаю, что некоторыми из моих прежних коллег мои действия могут быть восприняты как измена. Но на мой взгляд, моя ответственность перед обществом, частью которого я являюсь, превосходит любое взятое на себя обязательство со стороны пятнадцати человек. Поскольку качества нашего Доклада могут быть оценены сами по себе, для меня нет необходимости раскрыть их личности, чтобы достигнуть своей цели. Все же, я с удовольствием отброшу собственную анонимность, когда это можно будет сделать, не компрометируя моих коллег, для того, чтобы публично защищать нашу работу, если и когда они освободят меня от моего личного обязательства.

Но это вторично. Сейчас необходимы – и остро необходимы – широкое общественное обсуждение и дебаты об элементах войны и проблемах мира. Я надеюсь, что публикация этого Доклада послужит им началом.
Макнамара, Роберт – известный политический деятель США, министр обороны США в администрации Кеннеди и Джонсона. Банди, Вильям – советник по внешней политике в администрации Кеннеди и Джонсона, главный архитектор войны во Вьетнаме. Раск, Дин – государственный секретарь США с 1961 по 1969 гг.

Совет по национальной безопасности (National Security Council) – высший консультативный орган по внешнеполитической и военной стратегии в правительстве США.

Речь идет о комитете при Совете по экономической политике, занимавшемся разработкой финансовой реформы в США. Среди множества проблем, с которыми столкнулся комитет, были тяжелые финансовые и экономические последствия войны во Вьетнаме.

Кан, Герман – американский мыслитель, основатель фабрики мысли «Hudson Institute». Изобрел технологию сценарного прогнозирования. Известен своим анализом возможности победы в тотальной ядерной войне. Особенностью его стиля работы было пренебрежение «популярными» культурными, моральными и этическими нормами во имя чистоты мышления и корректности анализа.

RAND Corporation, Hudson Institute – одни из крупнейших и наиболее значимых фабрик мысли США. Institute for Defense Analysis – околоправительственная организация, занимающаяся военными разработками для правительства США.

"counterforce strategy", "minimum deterrence", "credible first strike capability" – клише американских военно-стратегических текстов 1960-1970-х годов.

RAND Corporation известна в том числе отработанной методикой проведения тактических и оперативных военных игр.

Агентство перспективных научно-исследовательских работ Министерства обороны США – организация, занимающаяся передовыми исследованиями по прямому заказу военного ведомства США.

Доклад Группы по специальным исследованиям…

Передаточное письмо...

Координатору Группы…

Прилагаемый материал представляет собой Доклад Группы по специальным исследованиям, созданной вами в августе 1963 года 1) для рассмотрения проблем, порождаемых непредвиденными обстоятельствами перехода к общему состоянию мира, и 2) для выработки рекомендаций по действиям в отношении этих непредвиденных обстоятельств. Для удобства неподготовленных читателей, мы избрали поместить сопутствующую статистическую информацию общим количеством 604 демонстрационных материала, отдельно, также как и предварительный справочник по методу «мирных игр», разработанному в процессе нашего исследования.
Мы выполнили наше задание на пределе наших возможностей, принимая во внимание ограничения во времени и доступных нам ресурсах. Наши фактологические заключения и наши рекомендации являются единодушными; те из нас, чье мнение по ряду вторичных аспектов отличается от нижеизложенных выводов, не считают эти отличия достойными вынесения доклада об особом мнении. Мы искренне надеемся, что плоды наших обсуждений окажутся ценными для нашего правительства в его попытках обеспечить стране руководство в решении комплексных и долгосрочных проблем, которые мы исследовали, и что наши рекомендации по последующим действиям Президента в этой сфере будут приняты к исполнению.
Вследствие необычных обстоятельств, окружавших создание Группы, и ввиду содержания наших выводов, мы не рекомендуем публикацию данного Доклада. Наше твердое суждение заключается в том, что подобные действия не соответствуют интересам общества. Неочевидные преимущества общественного обсуждения наших выводов и рекомендаций, с нашей точки зрения, значительно перевешиваются явной и предсказуемой опасностью кризиса общественного доверия, который, как следует ожидать, породит несвоевременная публикация данного Доклада. Высокая вероятность неверного истолкования цели проекта и намерений его участников неподготовленным читателем, незнакомым с требованиями высокой политической или военной ответственности, представляется очевидной. Мы настаиваем, чтобы хождение этого Доклада было ограничено теми, чья сфера ответственности требует информированности о его содержании.
Мы глубоко сожалеем, что необходимость анонимности, являющаяся условием беспрепятственного достижения нашей Группы своих целей, препятствует достойному выражению нашей благодарности многим людям внутри и во вне Правительства, которые оказали столь большую помощь нашей работе.

За Группу по специальным исследованиям

[подпись изъята из публикации]

30 сентября 1966

Вступление.

Нижеследующий Доклад обобщает результаты двух-с половиной годичного исследования широких проблем, предполагаемых в случае общего перехода американского общества в состояние, в котором отсутствует одна из его наиболее критических современных характеристик: его способность и готовность вести войну, когда это считается необходимым или желательным его политическим руководством.
Наша работа основывалась на утверждении о том, что скоро предметом обсуждения может стать некое состояние общего мира. Де факто принятие коммунистического Китая в Организацию Объединенных Наций сегодня может произойти уже через несколько лет. Все чаще утверждается, что конфликты Американских национальных интересов с интересами Китая и Советского Союза допускают политическое решение, несмотря на поверхностные противопоказания нападению на Китай, данные текущей войной во Вьетнаме, и необходимо враждебный тон ежедневных внешнеполитических заявлений. Также очевидно, что проблемы с другими странами могут быть с легкостью решены тремя великими державами, как только они вступят друг с другом в состояние стабильного мира. Для целей данного исследования нет необходимости предполагать, что в будущем наступит общая разрядка подобного рода – и мы не делаем подобного утверждения, - но лишь что она может наступить.
Безусловно, не будет преувеличением сказать, что состояние общего мира повлечет изменения в социальной структуре народов мира, беспрецедентные и революционные по своему масштабу. Экономические последствия общего разоружения, как наиболее очевидное последствие мира, перевернет схемы производства и перераспределения по всему миру, что заставит изменения последних пятидесяти лет казаться незначительными. Политические, социологические, культурные и экологические изменения будут также долгосрочными. Наше изучение этих непредвиденных  обстоятельств было мотивировано тем, что дальновидные люди внутри и во вне правительства все более ощущают, что мир полностью не готов столкнуться с требованиям подобной ситуации.
В начале нашего исследования, мы исходно планировали направить свои усилия на следующие два широких вопроса и их составляющие: Чего можно ожидать, если придет мир? Что мы должны быть готовы делать с этим? Но по мере продвижения нашего исследования, стало очевидно, что мы столкнемся и с некоторыми другими вопросами. Каковы, к примеру, настоящие функции войны в современных обществах, помимо защиты и продвижения «национальных интересов» наций? В отсутствие войны, какие другие существующие или могущие быть разработанными институты способны выполнять эти функции? Предполагая, что «мирное» разрешение диспутов находится в горизонте возможностей существующих международных взаимоотношений, возможен ли, на самом деле, отказ от войны в широком смысле слова? Если да, то действительно ли это необходимо с точки зрения социальной стабильности? Если нет, то что может быть сделано для того, чтобы улучшить функционирование нашей социальной системы в отношении ее готовности к войне?
Слово «мир», употребленное нами на нижеследующих страницах, описывает перманентное или квазиперманентное состояние, полностью свободное от проявлений или принятия государством любых форм организованного социального насилия или угроз насилием, обычно известных, как война. Это понятие также предполагает полное и всеобщее разоружение. Оно не используется для описания более привычных состояний «холодной войны», «вооруженного мира», или иных временных, долго или краткосрочных форм воздержания от вооруженного конфликта.  Оно также не используется как простой синоним политического урегулирования международных различий. Размах современных средств массового разрушения и скорость современных коммуникаций требуют приведенного выше неквалифицированного рабочего определения; одно поколение назад подобное абсолютное определение показалось бы скорее утопическим, нежели чем прагматическим. Сегодня, любые модификации этого определения сделали бы его неподходящим для наших целей. Таким же образом, мы использовали слово «война» для обозначения обычной («горячей») войны, для общего состояния подготовки или готовности к войне, и для общей «военной системы». Вкладываемый нами в это понятие смысл станет ясным из контекста.
Первая секция нашего Доклада посвящена его области и предположениям, на которых основывается наше исследование. Вторая оценивает эффект разоружения на экономику, объект основной массы современных исследований мира. Третья содержит предложенные так называемые «сценарии разоружения». Четвертая, пятая и шестая рассматривают невоенные функции войны и проблемы, которые они порождают для осуществления жизнеспособного перехода к миру; в этих разделах находятся некоторые описания истинного масштаба проблемы, ранее не приведенные ни в одном исследовании. В седьмой секции мы подводим итоги наших результатов, а в восьмой мы предлагаем рекомендации в отношении того, что мы полагаем практичным и необходимым направлением действий.

Секция 1. Область исследования

Ее участники получили инструкции вести свои обсуждения в соответствии с тремя ключевыми критериями. В сокращенной формулировке, они представляли собой следующее: 1) военная объективность; 2) воздержание от предварительных ценностных предпосылок; 3) привлечение всех необходимых областей теории и данных.
Эти реперные точки несомненно являются настолько очевидными, насколько они ими кажутся на первый взгляд, и мы считаем необходимым четко обозначить их влияние на нашу работу, поскольку они сжато выражают ограничения предыдущих «исследований мира» и содержат основу недовольства этими предшествующими исследованиями со стороны как правительства, так и неофициальных лиц.  В наши намерения не входит принижение значения работы наших предшественников или умаление качества их вкладов. Мы старались – и полагаю, смогли, - лишь расширить их область. Мы надеемся, что наши выводы могут, в свою очередь, послужить началом еще более широких и детальных исследований каждого аспекта проблем перехода к миру и вопросов, на которые необходимо найти ответ, прежде чем такому переходу будет позволено произойти.
То, что объективность –чаще выраженное намерение, чем достигнутое отношение – это труизм, но намерение - осознанное, непротиворечивое и часто самокритичное - является предварительным условием ее достижения. Мы полагаем неслучайным то, что нам поручили использовать в исследовании военную модель случайностей, и мы многим обязаны гражданским агентствам военного планирования за их пионерские работы по объективной оценке роли случайностей в ядерной войне. В исследованиях мира не было подобных прецедентов. Большинство пользы даже от самых проработанных и аккуратно обоснованных программ экономического перехода к миру было уничтожено желанием и стремлением продемонстрировать, что мир не только возможен, но даже дешев и несложен. Один официальный доклад был наполнен ссылками на критическую роль «динамичного оптимизма» в экономическом развитии, и предлагал в качестве доказательства, что «трудно представить, что американский народ не отзовется позитивно на замену международной власти закона и порядка согласованной и гарантированной программой» и т.д.. Другая часто используемая линия аргументации заключается в том, что разоружение повлечет за собой лишь сравнительно небольшое нарушение функционирования экономики, так как затронет лишь ее часть; мы рассмотрим этот подход ниже. Как писал Герман Кан, наиболее известный широкой публике автор работ по стратегическим исследованиям: «Критики часто протестуют против ледяной рациональности Hunson Institute, RAND Corporation и других подобных организаций. Мне всегда хочется спросить в ответ «А вы предпочли бы теплую, человеческую ошибку? Вам приятнее милая эмоциональная оплошность?». И как указал министр обороны Роберт С. Макнамара по вопросу возможности ядерной войны, «Некоторые люди боятся даже заглянуть за край. Но в термоядерной войне мы не можем позволить себе никакой политической агорафобии». Конечно, самоочевидно, что это высказывание применимо также и в обратном направлении, но до настоящего времени все ограничивались только робкими взглядами за край мира.
Намерение избежать предварительных ценностных утверждений в любом случае боле продуктивно, чем самообман. Как индивидуумы, мы не защищены от подобных предубеждений, но мы предприняли последовательную попытку работать с проблемами мира, например, без раздумий о том, является ли состояние мира само по себе «плохим» или «хорошим». Это было нелегко, но необходимо; по нашим сведениям, подобного ранее не предпринималось. Предыдущие исследования принимали желательность мира, важность человеческой жизни, превосходство демократических институтов, «добро» для всех, «достоинство» индивидуума, желательность максимального благосостояния и продолжительности жизни, и прочие подобные пожелания в качестве аксиоматических ценностей, необходимых для оправдания исследований проблем мира. Мы их таковыми не считаем. Мы попытались применить к нашему мышлению стандарты физики, главной характеристикой которых является не оперирование количественными методами, как часто считают, а что, по словам Уайтхеда, «… оно игнорирует все ценностные суждения; например, все эстетические и моральные суждения». Но очевидно, что любое серьезное исследование проблемы, каким бы «чистым» оно ни было, должно опираться на некий нормативный стандарт. В нашем случае, им было просто выживание человеческого общества вообще, американского общества, в частности, и, как результат, стабильность выжившего общества.
Интересно отметить, что наиболее бесстрастные планировщики ядерной стратегии также признают, что стабильность общества является фундаментальным принципом, которого не удается избежать. Министр Макнамара защищал необходимость американского превосходства в области ядерных вооружений на основании того, что оно «делает возможным стратегию сохранения ткани нашего общества в случае войны». Один из отставных сотрудников отдела планирования политики Государственного департамента развивает эту тему. «Более точным словом для мира, с точки практической точки зрения, является стабильность. Сегодня, великие ядерные щиты являются ключевыми элементами существующей стабильности. Нашей целью должно стать продолжение процесса обучения тому, как с ними жить». Мы, конечно, не приравниваем стабильность к миру, но принимаем ее как общепринятую цель и мира, и войны.
Третий критерий – ширина – увел нас еще дальше от современных исследований мира. Любому непрофессионалу очевидно, что экономические структуры мира без войны будет резко отличаться от тех, с которыми мы живем сегодня, и равно очевидно, что политические отношения наций будут не той системой, что мы привыкли принимать как данность, которая иногда описываемой как глобальная версия обычного права. Но социальные последствия мира гораздо шире, чем его предполагаемое влияние на национальную экономику и международные отношения. Как будет показано, отношение мира и войны к внутренней политической организации обществ, к социологическим отношениям между их членами, к психологическим мотивациям, к экологическим процессам, и к культурным ценностям является одинаково глубоким. Что более важно, оно одинаково критически важно и для оценки последствий перехода к миру, и для определения целесообразности такого перехода.
Не удивительно, что эти менее очевидные факты обычно игнорировались в исследованиях мира. Они не были подвергнуты систематическому анализу. Их было трудно, почти невозможно, измерить с каким-либо уровнем аккуратности, на котором можно было бы основывать расчеты их воздействий. Они являются «неосязаемыми», но только в том смысле, в каком абстрактные математические концепции являются неосязаемыми по отношению к тому, что может быть количественно измерено. С другой стороны, экономические факторы могут быть измерены, по крайней мере, поверхностно, а международные взаимоотношения могут быть вербализированы, как законы, в логические последовательности.
Мы не утверждаем, что открыли безошибочный способ измерять эти прочие факторы, или определять им точные значения в уравнениях. Но мы верим, что приняли во внимание их относительную важность: мы вывели их из категории «неосязаемых», т.е. научно неблагонадежных и таким образом, вторичных, и перенесли их в плоскость объективного. Результат, по нашем мнению, обеспечивает отсутствовавший до настоящего времени реалистический контекст для обсуждения вопросов, относящихся к возможному переходу к миру.
Мы не имеем в ввиду, что нашли те ответы, которые искали. Но мы верим, что наш упор на ширине области исследования сделал, по крайней мере, возможным начать понимание вопросов.

Речь идет о работах Германа Кана, в первую очередь о книге «О термоядерной войне» (On thermonuclear war), 1961 г. В этой книге он, помимо всего прочего, крамольно утверждал, что ядерную войну можно выиграть. Такое заявление и сегодня звучит в высшей степени резко для общественного мнения, а тогда книга имела эффект разорвавшейся бомбы. На Кана обрушилась волна критики, его обвиняли во всех смертных грехах, называли ястребом и милитаристом, а всего и делов-то было – задаться простыми вопросами о причинах, масштабах и последствиях войны. Какова вероятность случайного начала атомной войны? Как снизить эту вероятность? Куда и как развивается гонка вооружений? Что будет, если атомным ударом будут уничтожены 50 крупнейших городов Америки? Сколько тысяч или миллионов жизней стоит неуступчивость в кризисной ситуации? Что важнее – жизнь людей или некоторые особенности нашей политической системы? А если начать разоружение, то что в ответ сделает противник? – прим.перев.
Секция 2. Разоружение и экономика

В этой секции мы кратко рассмотрим некоторые общие особенности исследований, опубликованных по тому или иному аспекту ожидаемого воздействия разоружения на американскую экономику. Вне зависимости от того, считается ли разоружение побочным продуктом мира или его предварительным условием, его воздействие на национальную экономику в любом случае будет ощущаться практически незамедлительно. Квази-измеримость как качество экономических явлений породила в этой области более детальные исследования, чем в какой-либо другой.
Существует широкое общее понимание в отношении важных экономических проблем, которые создаст общее разоружение. Нашим целям в Докладе соответствует скорее краткий обзор данных проблем, нежели чем развернутая критика их сравнительного значения.
Первый фактор представляет собой размер. «Мировая индустрия войны», как ее удачно назвал один писатель, составляет приблизительно десятую часть производства всей мировой экономики. Хотя этот показатель и подвержен флуктуациям, причины которых сами по себе варьируются в зависимости от региона, он имеет тенденцию к сохранению. Соединенные Штаты, как самая богатая нация мира, не только отвечает за наибольшую долю этих расходов, сегодня превышающую 60 млрд долларов в год, но и «…выделяет наибольшую [выделено нами] долю своего валового национального продукта военному ведомству, чем любая другая страна свободного мира. Так было и до роста наших расходов в Юго-восточной Азии». Планы экономической конверсии, которые уменьшают экономический масштаб проблемы, делают это только с помощью разной степени убедительности рационализации сохранения значительного остаточного военного бюджета с помощью некой эвфемистической классификации.
Перевод военных расходов на другие цели включает в себя некоторое число трудностей. Наиболее серьезные проистекают из уровня жесткой специализации, которая характеризует современную военную продукцию, что лучше всего иллюстрируется ядерными и ракетными технологиями. После Второй Мировой войны это не представляло серьезной проблемы, как и вопрос потребительских требований на рынке – эти товары и услуги продолжали быть востребованными. Сегодняшняя ситуация качественно отличается в обоих аспектах.
Эта негибкость носит географический и профессиональный, как впрочем и производственный, характер, что заставило многих аналитиков экономических последствий разоружения сфокусировать свое внимание на планах пошаговой смены специализации работников и капитальных сооружений военной промышленности, а также на предложениях по разработке новых паттернов потребления. Серьезным недостатком, обычным для подобных планов, является то, что в естественных науках называется «макроскопической ошибкой». Делается имплицитное предположение, что комплексный национальный план конверсии лишь немного отличается от муниципальной программы преодоления последствий закрывающегося «военного объекта». Мы не находим причин ни так считать, ни что общее расширение подобных локальных программ, как бы хорошо они ни были продуманы с точки зрения жилья, профессиональной переподготовки и прочего, может быть применено в национальном масштабе. Национальная экономика может включить в себя почти любое количество дополнительных структур, при условии что ее собственная структура не подвергнется коренному изменению. Общее разоружение, которое повлечет за собой подобные коренные изменения, не имеет осмысленной аналогии в меньшем масштабе.
Еще больше вопросов вызывают предлагаемые модели переподготовки рабочей силы для деятельности, не связанной с вооружениями. Оставляя на время в стороне нерешенные вопросы новых моделей занятости – переподготовка для чего? – все более специализированные рабочие навыки, ассоциируемые с производством в военной промышленности неуклонно теряют свою ценность под воздействием ускоренного внедрения промышленных технологий, под общим названием «автоматизация». Не будет преувеличением сказать, что общее разоружение потребовало бы выбросить на свалку критическую долю наиболее высокоразвитых трудовых специальностей в экономике. По сравнению с политическими трудностями, неотъемлемо связанными с подобной «корректировкой», крики недовольства после закрытия нескольких устаревших баз армии и флота в 1964 покажутся тихим шепотом.
В целом, обсуждения проблемы конверсии характеризовались нежеланием признать ее особое качество. Лучшим примером этого является доклад Комитета Экли 1965 года. Один  критик многозначительно отметил, что в нем слепо предполагается, что «…ничего в экономике вооружений – ни ее размеры, ни географическая концентрация, ни ее высокоспециализированная природа, ни особенности ее рынка, ни особая природа ее рабочей силы – не наделяет ее какой-либо уникальностью, когда приходит время изменений».
Предположим, тем не менее, несмотря на нехватку доказательств, что жизнеспособная программа конверсии в рамках существующей экономики может быть разработана, и что упомянутые выше проблемы могут быть решены. Какие были сделаны предложения по утилизации производственных мощностей, которые предположительно освободит конверсия?
Наиболее распространенная теория – что общее реинвестирование в экономике просто абсорбирует большую часть этих мощностей. Хотя сейчас и в основном принимается как данность (даже современными последователями традиционных сторонников принципа laissez-faire), что для решения «структурных» проблем перехода потребуются беспрецедентная помощь правительства (и сопутствующий правительственный контроль), превалирует общее отношение уверенности в том, что новые паттерны потребления уберут все остатки. Что менее очевидно, так это природа этих паттернов.
Одна школа экономистов утверждает, что эти паттерны разовьются сами. Она рассматривает контролируемого возвращения эквивалента военного бюджета потребителю в форме налоговых льгот. Другая, признавая неотрицаемую необходимость в росте «потребления» в том, что обычно считается государственным сектором экономики, делает акцент на таких областях национальной важности, как здравоохранение, образование, массовый транспорт, дешевое жилье, поставки воды, контроль физического качества окружающей среды и, обобщенно  говоря, «бедность».
Механизмы, предлагаемые для контроля перехода к экономике, свободной от вооружений, также являются традиционными: изменения в обоих частях федерального бюджета, манипулирование учетными ставками и т.д. Мы признаем неотрицаемую ценность финансовых инструментов в нормальной циклической экономике, где они обеспечивают воздействие для ускорения или торможения существующего тренда. Их более ярые сторонники, тем не менее, имеют тенденцию забывать тот факт, что существует предел воздействия этих инструментов на фундаментальные силы экономики. Они могут обеспечить новые стимулы развития экономики, но не способны сами по себе превратить годовое производство ракет на миллиард долларов в эквивалентное количество продуктов, одежды, готового жилья или телевизоров. По своей сути, они отражают экономику,  а не мотивируют ее.
Более изощренные и менее кровожадные аналитики рассматривают перераспределение военного бюджета в невоенную систему, аналогично далекую от рыночной экономики. Эти «строители пирамид» часто предлагают расширение программ исследований космоса до долларового объема современных военных расходов. Этот подход обладает поверхностным преимуществом того, что сокращает размеры проблемы до перемещения ресурсов, но привносит иные сложности, которые будут описаны в Секции 6.
Специально не выбирая для критики никакое из крупных исследований ожидаемого влияния разоружения на экономику, мы можем обобщить наши возражения им в общем виде следующим образом:

Никакая из предложенных программ экономического перехода к разоружению не принимает в достаточной степени во внимание уникальный масштаб необходимых изменений.
Предложения по превращению производства вооружений в благотворную схему общественных работ являются в большей степени продуктом грез, нежели чем реалистического понимания ограничений существующей экономической системы.
Финансовые и валютные меры являются неадекватными инструментами контроля перехода к экономике, свободной от производства вооружений.
Недостаточной внимание уделяется политической приемлемости задач предлагаемых моделей конверсии, также как и политическим инструментам, предполагаемым к применению для осуществления перехода.
В предлагаемых планах конверсии не подвергались серьезному рассмотрению фундаментальные невоенные функции войны и вооружений в современном обществе, равно как не было предпринято и явной попытки разработать их жизнеспособный заменитель. Эта критика будет развернута в Секциях 5 и 6.
Книга написана в конце 1960-х годов. Впрочем, данное утверждения по-прежнему более чем верно. – прим.перев.

Секция 3. Сценарии разоружения.

Так называемые сценарии являются гипотетическими конструкциями будущих событий. Как следствие, они состоят из различных пропорций установленных фактов, обоснованных заключений, и более или менее вдохновленных догадок. Те из них, что были предложены в качестве модельных процедур для выполнения международного контроля за вооружениями и последующего разоружения необходимо опираются на воображение, хотя и тщательно обоснованы; в этом отношении они напоминают методику анализа «военных игр» RAND Corporation, с которой они разделяют общее концептуальное происхождение.
Все подобные предложенные сценарии предполагают зависимость от двусторонних или многосторонних соглашений между великими державами. В целом, они призывают к прогрессирующему отказу от тяжелых вооружений, вооруженных сил, оружия и военных технологий, скоординированному с тщательно разработанными сопутствующими процедурами верификации,  инспектирования, и механизмами разрешения международных споров. Необходимо отметить, что даже сторонники одностороннего разоружения смягчают свои предложения подразумеваемым требованием взаимности действий, почти как в сценарии последовательного реагирования в ядерной войне. Преимущество односторонней инициативы заключается в ее политической ценности как выражения доброй воли, также как и  ее дипломатической функции катализатора формальных переговоров по разоружению.
Типичным подобным сценарием является модель разоружения READ (разработана Исследовательской программой экономической подготовки к разоружению). Это двенадцатилетняя программа, разделенная на трехлетние этапы.  Каждый этап включает отдельные фазы: сокращения вооруженных сил; сокращения производства вооружений, инвентаря и военных баз за рубежом; разработки процедур международной инспекции и конвенций по контролю; и строительства суверенной международной организации по разоружению. Она предсказывает общее снижение военных расходов США только примерно на половину уровня 1965 года, при необходимом перераспределении примерно пяти шестых рабочей силы военного ведомства.
Экономические последствия, приписываемые различным сценариям разоружения их акторами, сильно разливаются между собой. Более консервативные модели, такие как приведенная выше, подчеркивают экономический, также как и военный, расчет в постулировании тщательно разработанных отказоустойчивых агентств по разоружениям, которые сами по себе потребуют расходов, в значительной степени замещающих расходы на закрытые военные производства. Такие программы подчеркивают преимущества малых экономических преобразований. Другие, напротив, подчеркивают размах (и соответствующие преимущества) выгод от разоружения. В одном популярном анализе ежегодная стоимость инспекционных функций при разоружении во всем мире подсчитана как два-три процента современных военных расходов. Оба типа планов имеют тенденцию обращаться с предполагаемой проблемой экономического реинвестирования только в целом. Нам не встретилось предложений по последовательности разоружения, где была бы проведена корреляция между отказом от определенной группы военных расходов и новыми, заменяющим формами расходов.
Не рассматривая в деталях сценарии разоружения, мы можем охарактеризовать их следующими общими комментариями.

При наличии искреннего договора о намерениях между великими державами, процесс контроля и уничтожения вооружений не создает никаких изначально непреодолимых процедурных проблем. Любая из предложенных последовательностей может послужить базисом многостороннего соглашения или первым шагом в одностороннем сокращении вооружений.
Никакая из крупных держав не может, тем не менее, начать такую программу до тех пор, пока она не разработала план экономической конверсии, полностью интегрированный с каждой фазой разоружения. В Соединенных Штатах такого плана пока не разработано.
Более того, сценарии разоружения, как и предложения экономической конверсии, не учитывают невоенные функции войны в современных обществах, и не предлагают суррогата этих необходимых функций. Единственным частичным исключением является предложение «невооруженных сил Соединенных Штатов», которое мы рассмотрим в Секции 6.
Секция 4. Война и мир как социальные системы

  Мы быстро прошлись по предложенным сценариям разоружения и экономическим анализам, но причина для подобного, казалось бы, пренебрежения такими серьезными и интеллектуальными работами заключается не в неуважении к их компетентности. Это, скорее, вопрос уместности. Прямо говоря, все эти программы, какими бы обоснованными и проработанными они ни были, - абстракции. Наиболее детально разработанная последовательность разоружения неизбежно выглядит скорее как правила игры или школьное упражнение по логике, нежели чем как прогноз реальных событий в реальном мире. Это так же верно по отношению к современным нам комплексным предложениям, как и по отношению к «Плану вечного мира в Европе» аббата Сен-Пьера 250 лет назад.
Во всех этих схемах явно не хватает некого важного элемента. Одной из наших первых задач было вывести это пропущенное качество в фокус определения, и мы полагаем, что нам это удалось. Мы обнаружили, что в сердце любого исследования мира, которое мы анализировали, начиная от скромных технологических предложений (например, переоборудовать завод по производству ядовитого газа для производства «общественно полезных» эквивалентов), заканчивая наиболее глубоко проработанным на сегодняшний день сценарием всеобщего мира, лежит одно общее фундаментальное ошибочное представление. Оно является источником миазмов нереалистичности, окутывающих подобные планы. Оно заключается в некорректном предположении, что война, как институт, подчинена социальным системам, которым она, как считается, служит.
Это ошибочное представление хотя и является глубоким и далеко идущим, но полностью понятно. Немного социальных клише принимаются так безоговорочно, как понятие о войне как продолжении дипломатии (или политики, или преследования экономических целей). Если бы это было правдой, со стороны экономистов и политических теоретиков было бы оправдано смотреть на проблемы перехода к миру как на исключительно механические или процедурные – что они и делают, относясь к ним как к логическим следствиям урегулирования национальных конфликтов интересов. Если бы то было правдой, трудности перехода были бы лишены реального содержания. Поскольку очевидно, что даже в современном мире не существует мыслимого настоящего или воображаемого конфликта интересов между нациями или между силами внутри наций, который не мог бы быть разрешен без перехода к войне, если подобное решение имело бы социально значимый приоритет. И если бы это было правдой, экономические анализы и предложения по разоружению, которые мы упоминали, какими бы правдоподобными и проработанными они ни были, не внушали бы неизбежное ощущение ошибочности, как они это делают сейчас.
Дело в том, что это клише неверно, и проблемы перехода являются на самом деле содержательными, нежели чем чисто процедурными. Хоть оно и «использовалось» как инструмент национальной и социальной политики, тот факт, что общество организовано в зависимости от степени его готовности к войне, доминирует над его политической и экономической структурой. Война сама по себе является базовой социальной системой, внутри которой конфликтуют или кооперируются прочие вторичные модели социальной организации. Именно эта система управляла большинством известных истории человеческих обществ, и управляет сейчас.
После того, как это стало понятно, становится понятен истинный размах проблем, связанных с переходом к миру – в свою очередь, социальной системе, но ранее не имевшей прецедентов, за исключением нескольких примитивных доиндустриальных обществ. В то же самое время, теперь могут быть легко рационализированы некоторые загадочные внешние противоречия современных обществ. «Избыточный» размер и мощность мировой индустрии вооружений; превосходство военного истеблишмента в любом обществе, открытом или закрытом; исключение военных или околовоенных институтов из общепринятых социальных и законодательных стандартов поведения, требуемых в других частях общества; успешное функционирование вооруженных сил и производителей вооружений полностью вне рамок экономического уклада нации – эти и другие противоречия, близко связанные с отношениями войны и общества становятся прозрачными, как только приоритет потенциала ведения войны принимается в качестве главной структурирующей силы в обществе. Экономическая система, политические философии и корпоративное право обслуживают и расширяют военную систему, а не наоборот.
Необходимо подчеркнуть, что превосходство военного потенциала общества над другими его характеристиками не является результатом предполагаемой к существованию «угрозы» от других обществ. Это обратная сторона обычной ситуации; «угрозы национальным интересам» обычно создаются или усиливаются для выполнения меняющихся требований военной системы. Только в сравнительно недавние времена было признано политически целесообразным использовать для обозначения военных бюджетов эвфемизм «требования обороны». Доя правительств, необходимость делать различие между «агрессией» (плохо) и «обороной» (хорошо) была побочным продуктом роста грамотности и скорости коммуникаций. Это различение является исключительно тактическим, уступкой растущей неадекватности древних политических рациональностей организации войны.
Войны не «вызываются» международными конфликтами интересов. Соответствующая логическая последовательность требует более аккуратно сказать, что военные общества требуют – и таким образом, создают – подобные конфликты. Потенциал нации к ведению войны отражает высшую форму социальной власти, которую она может использовать; ведение войны, активное или вынужденное, является вопросом жизни и смерти величайшего из масштабов, подвластных социальному контролю. Таким образом, вряд ли должно вызывать удивление то, что военные институты любого общества заявляют о своем высочайшем приоритете.
Мы также обнаружили, что большинство затруднений, окружающих миф о том, что война является инструментом государственной политики, происходит от общего неадекватного восприятия функций войны. В общем, они воспринимаются как: защита или продвижение «национального интереса» - экономического, политического, идеологического; самодостаточная поддержка или наращивание национальной военной мощи. Это видимые, или общепризнанные, функции войны.  Если бы у нее не было других функций, то значимость военного истеблишмента в каждом обществе снижалась бы до признаваемого за ним подчиненного уровня. И искоренение войны на самом деле было бы тем процедурным вопросом, который рассматривают сценарии разоружения.
Но существуют и другие, более широко и глубоко проявляющиеся в современных обществах функции войны. Именно эти невидимые, имплицитные функции поддерживают готовность к войне как доминантную силу в наших обществах. И именно нежелание или неспособность авторов сценариев разоружения и планов конверсии принять их во внимание столь снизило полезность их работы и заставило ее казаться не имеющей отношения к известному нам миру.

Секция 5. Функции войны.

Как было указано выше, превосходству концепции войны как принципиальной организующей силы в большинстве обществ до сих пор не уделялось достаточного внимания. Это также верно и для ее широкого влияния через многие невоенные виды деятельности общества. Эти влияния в комплексных индустриальных обществах, таких как наше, менее очевидны, чем в примитивных культурах, виды деятельности которых можно постичь более легко и быстро.
В данной секции мы предполагаем рассмотреть упомянутые невоенные, подразумеваемые и обычно невидимые функции войны в отношении того влияния, которое они оказывают на проблемы нашего общества перехода к миру. Военная, или общепризнанная, функция военной системы не требует глубокого рассмотрения, они служит просто для защиты или продвижения «национального интереса» средствами организованного насилия. Национальному военному истеблишменту часто необходимо создавать необходимость в своих уникальных возможностях – поддерживать франшизу, так сказать. А здоровый военный аппарат под любым подходящим предлогом требует «тренировки», чтобы избежать атрофии.
Невоенные функции войны являются более фундаментальными. Они существуют не только для самооправдания, но и для обеспечения более широких социальных задач. Если и когда война будет элиминирована, выполняемые ею военные функции также прекратят свое существование. Но ее невоенные функции останутся. Нам необходимо, таким образом, понять их значимость, прежде чем обоснованно оценивать институты, которые могут быть предложены для их замены.

Экономические.

Производство оружия массового уничтожения всегда ассоциировалось с экономическими «убытками». Этот термин является уничижительным,  поскольку предполагает нарушение функций. Но никакая человеческая деятельность не может обоснованно считаться убыточной, если она выполняет свою контекстную задачу. Фраза «убыточно, но необходимо», применяемая не только к военным расходам, но и к большинству «непродуктивных» коммерческих видов деятельности нашего общества, содержит противоречие в терминах. «…Нападки, которые со времен критики Самуилом царя Саула выставляли военные расходы как убыточные, успешно скрывали или неверно толковали тот факт, что некоторые виды убытков могут иметь значительную социальную полезность».
В случае с военными «убытками», значительная социальная полезность действительно существует. Она следует из того факта, что «убыточность» военного производства существует полностью вне рамок экономики спроса и потребления. Как таковая, она создает единственный критически значимый сегмент общей экономики, который подвержен полному и произвольному центральному контролю. Если современные индустриальные общества могут быть определены как те, что развили способность производить больше, чем необходимо для их экономического выживания (вне зависимости от справедливости распределения товаров внутри них), то военные расходы могут считаться поддерживающими единственный балансир, обладающий достаточной инерцией, чтобы стабилизировать развитие их экономик. Тот факт, что война является «убыточной», позволяет ей выполнять эту функцию. И чем быстрее развивается экономика, тем тяжелее должен быть этот балансир.
Эта функция часто упрощенно воспринимается как механизм контроля над излишками. Один писатель в данной сфере описывает это следующим образом: «Почему война столь замечательна? Потому что она создает искусственный спрос … более того, единственный вид искусственного спроса, который не создает политических проблем: война, и только война, решает проблему переучета товара». Речь здесь идет о боевых действиях, но это также применимо к военной экономике в целом. «Обычно считается,» более осторожно заключает отчет комиссии, созданной Агентством по контролю за вооружениями и разоружению, «что большое расширение государственного сектора после Второй Мировой войны, ставшее следствием значительных военных расходов, обеспечило дополнительную защиту от депрессий, поскольку этот сектор не был восприимчив к контрактам в частном секторе и обеспечил своего рода буфер или балансир в экономике».
Ключевая экономическая функция войны, с нашей точки зрения, заключается в обеспечении как раз такого маховика. Её функции не следует путать с различными формами финансового контроля, никакая из которых не вовлекает напрямую обширные массы людей и средств производства. Её не следует путать с массивными государственными расходами на программы социальной помощи; после своего начала, такие программы обычно становятся неотъемлемой частью обычной экономики и больше не поддаются произвольному контролю.
Но даже в контексте обычной гражданской экономики, война не может считаться полностью «убыточной». Без продолжительно существующей военной экономики, и без ее частого выплескивания в полномасштабные боевые действия, большинство известных истории крупных прорывов в промышленности, начиная с добычи железа,  так бы и не произошли. Технологии вооружений структурируют экономику. Как писал цитированный выше писатель, «Нет ничего более ироничного или показательного для нашего общества, чем тот факт, что сильно разрушительная война является в нем очень прогрессивной силой. … Военная продукция прогрессивна, поскольку она не была бы произведена в других условиях. (Не столь широко признается, например, что во время Второй Мировой войны вырос гражданский стандарт уровня жизни.)» Это не «иронично или показательно», а просто банальная констатация факта.
Следует также заметить, что военная продукция оказывает верифицируемое стимулирующее воздействие на все области вокруг себя. Отнюдь не представляя собой «убыточные» затраты для экономики, военные расходы, с прагматичной точки зрения, стали постоянным позитивным фактором в росте внутреннего валового продукта и индивидуальной производительности. Бывший Министр армии осторожно сформулировал это для общественного потребления таким образом: «Если существует, а я подозреваю, что существует, прямая связь между стимулами больших расходов на оборону и значительно увеличившимся ростом валового национального продукта, отсюда достаточно просто следует, что военные расходы сами по себе могут получить поддержку на исключительно экономических основаниях [курсив наш], как стимулятор национального метаболизма». На самом деле, фундаментальная невоенная польза войны для экономики признается гораздо шире, чем недостаточность таких признаний, как процитированное выше.
Но негативно сформулированные признания обществом важности войны для обычной экономики являются превалирующими. Наиболее известным примером является эффект «мирных угроз» на фондовом рынке, т.е. «Уолл Стрит вчера была потрясена новостями о зондировании почвы для мирных переговоров со стороны Северного Вьетнама, но быстро восстановила хладнокровие после часа беспорядочных продаж». Сберегательные банки предлагают депозиты под похожими предостерегающими слоганами, например «Если разразиться мир, вы будете к нему готовы?». Более точным случаем был недавний отказ Министерства обороны разрешить правительству Западной Германии заменить невостребованные вооружения на невоенные товары в своих закупочных обязательствах перед  Соединенными Штатами; ключевым соображением было то, что германские закупки не должны затронуть обычную (невоенную) экономику. Другими соответствующими примерами могут быть давление на Министерство, когда оно объявило о планах закрытия устаревшего производства (как «убыточной» формы «убытков»), и обычная связь между повышением напряженности военных действий (как во Вьетнаме в 1965) и опасным ростом уровня безработицы.
Хотя мы и не предполагаем, что заменитель войны в экономике не может быть создан, никакое из проверенных сочетаний техник контроля занятости, производства и потребления не может даже издали сравниться с ней по эффективности. Она была и есть наиболее значительным экономическим стабилизатором современных обществ.

Политические

Политические функции войны до настоящего времени имели даже большую важность для социальной стабильности. Не удивительно, тем не менее, что дискуссии об экономическом переходе к миру замолкали при переходе к вопросам политической реализации, и что сценарии разоружения, часто утонченно взвешивающие международные политические факторы, имеют тенденцию пренебрегать политическими функциями военной системы внутри отдельных обществ.
Эти функции являются исключительно организационными. В первую очередь, существование общества как политической «нации» требует, как часть своего определения, позиции в отношении к другим «нациям». Это мы обычно называем внешней политикой. Но внешняя политика нации не может иметь содержания, если у нее нет средств проводить в жизнь свою позицию по отношению к другим нациям. Она может уверенно проводить ее только в том случае, если это подразумевает угрозу максимальной политической организации для этой цели – что говорит о том, что она должна в какой-то степени быть организована для войны. В таком случае, война, которая в соответствии с нашим определением включает в себя все виды деятельности нации, которые учитывают возможность вооруженного конфликта, сама по себе является определяющим элементом существования одной нации vis-a-vis любой другой. Поскольку исторически аксиоматично, что существование любой формы вооружения гарантирует его использование, мы использовали слово «мир» как практически синонимичное разоружению. Аналогичным образом, «война» практически синонимична институту нации. Искоренение войны подразумевает неминуемое искоренение национального суверенитета и традиционного государства.
Военная система не только была необходима для существования наций как независимых политических сущностей,  но и равно обязательна для из стабильной политической структуры. Без нее никакое правительство не могло получить подтверждение своей «легитимности», или права управлять своим обществом. Возможность войны обеспечивает чувство внешней необходимости, без которого никакое правительство не сможет долго оставаться у власти. История один за другим предлагает случаи, когда неспособность режима поддерживать правдоподобие угрозы войны приводила к его распаду под действием частных интересов, или реакций на социальную несправедливость, или иных дезинтегративных элементов. Организация общества для возможности войны является его главным политическим стабилизатором. Ирония в том, что первичная функция войны в целом признавалась историками только когда она была выразительно подтверждена – в пиратских обществах великих завоевателей.
Основная власть современного государства над его народом основывается на его военной мощи. (На самом деле, есть веская причина верить, что кодифицированное право происходит из правил, установленных победителями в войнах для обращения с побежденным врагом, которые были позже адаптированы для применения ко всем подчиненным народам.) В повседневной жизни она представлена институтами полиции, вооруженных организаций, открыто отвечающих за обращение со «внутренними врагами» на военный манер. Как и обычные «внешние» вооруженные силы, полиция также пользуется значительными льготами в отношении большого числа гражданских законодательных ограничений их социального поведения. В некоторых странах искусственное разделение между полицией и прочими вооруженными силами отсутствует. В долгосрочной перспективе, чрезвычайные полномочия правительства на случай войны – являющиеся неотъемлемой частью даже наиболее либеральной нации – определяют наиболее значимый аспект отношений между государством и гражданином.
В развитых современных демократических обществах военная система обепсечила политических лидеров другой политико-экономической функцией растущей важности: она служит последней преградой к изничтожению необходимых социальных классов. В то время, как экономическая продуктивность все больше и больше перерастает минимальный прожиточный уровень, обществу становится все более и более трудно поддерживать паттерны распределения, обеспечивающие существование «дровосеков и водоносов». Дальнейший прогресс автоматизации, как ожидается, только увеличит дифференциацию между «высшими» трудящимися и теми, кого Рикардо называл «лакеями», одновременно усиливая проблему сохранения поставок неквалифицированной рабочей силы.   
Произвольный характер военных расходов и иных форм военной деятельности делает их идеально подходящими для контроля этих важнейших классовых отношений. Очевидно, если бы военная система должна была быть отброшена, для выполнения этой жизненно важной субфункции тут же потребовался бы новый политический апппарат. Пока он не разработан, необходимо обеспечить продолжение существования военной системы, хотя бы по той причине, чтобы сохранить то качество и количество бедности, которое необходимо обществу в качестве побудительного мотива, а также для поддержки стабильности его внутренней организации власти.

Социологические

Под этим заголовком мы рассмотрим звено функций, выполняемых военной системой, которые оказывают влияние на поведение человека в обществе. В целом их влияние более глубоко, а сами они менее подвержены прямому наблюдению, чем экономические и политические факторы, рассмотренные ранее.
Наиболее очевидной из этих функций является исторически почетное использование военных институтов для обеспечения антисоциальных элементов приемлемой ролью в социальной структуре. Дезинтеграционные, нестабильные социальные движения, приблизительно описываемые как «фашистские», традиционно пускали корни в обществах, которые испытывали нехватку адекватных военных или околовоенных отдушин для удовлетворения потребностей этих элементов. Эта функция была критической в период быстрых перемен. Сигналы опасности легко распознать, хотя это клеймо в разные времена носило разные имена. Современные эвфемистические клише – «подростковая преступность» и «антиобщественное поведение» - имели своих двойников во все времена. В прошлом, с этими обстоятельствами разбирались напрямую военные, без усложнений соответствующего процесса, обычно при помощи отрядов вербовщиков или прямого порабощения. Но нетрудно представить себе картину того уровня социального раскола, который мог бы произойти в Соединенных Штатах в течение последних двух декад, если бы проблему социального недовольства людей после Второй Мировой войны не предвидели бы и не нашли на нее эффективный ответ. Наиболее молодая и более опасная часть враждебных группировок была под контролем призывной системы.
Эта система и ее аналоги демонстрируют превосходной чистоты примеры скрытой полезности военных. Информированные люди в этой стране никогда не относились к  официальному обоснованию призыва в мирное время - военная необходимость, боеготовность и т.д. – как к заслуживающему серьезного внимания. Но доверие среди мыслящих людей получило редко озвучиваемое, менее легко опровергаемое предложение того, что институт военной службы имеет «патриотический» приоритет в нашем обществе, что должно поддерживаться ради самого себя. Ирония в том, что коль скоро стали понятны невоенные функции военных институтов, упрощенное официальное оправдание системы призыва стало гораздо ближе к сути дела. Как устройство контроля над враждебными, нигилистическими и потенциально нарушающими порядок элементами переходного общества, призыв снова можно защищать, причем довольно убедительно, соображениями «военной» необходимости.
Не может считаться совпадением то, что открытая военная деятельность, и соответственно, уровень призывного набора, имеют тенденцию следовать за крупными флуктуациями в уровне безработицы среди младшей возрастной группы. Этот уровень, в свою очередь, является проверенным временем глашатаем социального недовольства. Нужно также отметить, что вооруженные силы в любой цивилизации обеспечивали главное государственное прибежище для тех, кого мы сейчас называем «нетрудоспособными». Типичная европейская постоянная армия (пятидесятилетней давности) состояла из «…пехотинцев, не подходящих для занятости в торговле, промышленности или сельском хозяйстве, ведомых офицерами, не подходящими для занятий любой признанной профессией или управлением деловым предприятием». Это по-прежнему верно, хотя и менее бросается в глаза. В некотором смысле, эта функция военных, как опекуна лишенных экономических или культурных благ, была предшественником большинства современных социальных программ, от W.P.A. до различных форм «социальной» медицины и социального страхования. Интересно, что либеральные социологи, в настоящее время предлагая использовать призывную систему в качестве средства культурного развития бедных, считают ее новым применением военной службы.
Хотя и нельзя абсолютно утверждать, что такие критические меры социального контроля, как призыв, требуют военного обоснования, никакое современное общество пока не желало рисковать с экспериментами чем либо другим. Даже в такие периоды сравнительно простого социального кризиса, как так называемся Великая Депрессия 1930-х, правительство сочло благоразумным наполнить малые трудовые проекты, такие как «Гражданский корпус охраны природных ресурсов», военным духом и поставить более амбициозную Национальную администрацию восстановления под начало профессионального армейского офицера. Сегодня по крайней мере одна небольшая Североевропейская страна, замученная неконтролируемыми беспорядками среди ее «антиобщественно настроенной молодежи» рассматривает вопрос о расширении своих вооруженных сил, несмотря на проблему доверия к такому расширению в условиях отсутствия внешней угрозы.
Были проделаны спорадические попытки распространить всеобщее признание широких национальных ценностей свободными от военной коннотации, но они были неэффективны. Например, для того, чтобы получить общественную поддержку даже таких скромных программ социального регулирования, как «борьба с инфляцией» или «поддержка физической формы», правительству было необходимо использовать патриотический (т.е. военный) побудительный мотив. Оно продает «оборонные» займы и приравнивает здоровье к боеготовности. Не удивительно; поскольку концепция «нации» подразумевает готовность к войне, «национальная» программа должна делать то же самое.
В целом, военная система обеспечивает базовую мотивацию для первичной социальной организации. В этом она рефлектирует на уровне общества побудительные мотивы индивидуального человеческого поведения. Наиболее важным из этого для общественных целей является индивидуальное психологическое обоснование для приверженности обществу и его ценностям. Приверженность требует причину, причина требует врага. В этом объеме все очевидно; критический момент в том, что враг, который определяет причину, должен казаться поистине грозным. Грубо говоря, подразумеваемая «мощь» врага, достаточная для оправдания индивидуального чувства приверженности обществу, должна быть пропорциональна размеру и сложности общества. Сегодня, конечно, эта мощь должна иметь беспрецедентные размах и устрашающую силу.
Из паттернов человеческого поведения следует, что значимость «врага» общества аналогичным образом требует пропорциональной его угрозе готовности к отпору. В широком социальном контексте, «око за око» по-прежнему характеризует единственное приемлемое отношение к предполагаемой угрозе агрессии, несмотря на противоречивые религиозные и моральные предписания, управляющие личным поведением. Удаленность в современном обществе личного решения от социальных последствий облегчает его членам безотчетное сохранение этого отношения. Недавним примером является  война во Вьетнаме, более давним – бомбардировка Хиросимы и Нагасаки. В каждом случае, с принятием предположения, что жертвы были «врагами», масштаб и беспричинность бойни абстрагировались большинством американцев в политическую формулу. Военная система делает подобный абстрагированный ответ возможным и в невоенных контекстах. Традиционным примером этого механизма является неспособность большинства людей соединить, скажем, голод миллионов людей в Индии со своими прошлыми взвешенными политическими решениями. Хотя последовательная логическая связь, соединяющая решение об ограничении производства зерна в Америке и последующий голод в Азии, является очевидной, недвусмысленной и неприкрытой.
Выдающуюся роль в организации общества военной системе дает ее непревзойденная власть над жизнью и смертью. Необходимо снова подчеркнуть, что военная система не является простым социальным расширением предполагаемой необходимости индивидуального человеческого насилия, но сама по себе, в свою очередь, служит для рационализации убийств не на войне. Она также обеспечивает прецедент для коллективного желания членов общества заплатить кровавую цену за институты, гораздо менее главные для организации общества, чем война. В качестве удобного примера, «мы предпочитаем ограничению скорости до двадцати миль в час убийство автомобилями сорок тысяч человек в год». Аналитик RAND описал это в более общем виде и с меньшей риторикой: «Я уверен, что, на самом деле, существует желательный уровень автомобильных аварий – желательный с широкой точки зрения; в этом смысле, это необходимый сопутствующий компонент более ценных для общества вещей». Это замечание может казаться слишком очевидным для повторения, но оно необходимо для понимания важной мотивационной функции войны как модели коллективного жертвоприношения.

Помимо указанных частичных заменителей войны, следует принимать во внимание, что размер интеллектуального и материального импульса, данного научному прогрессу великими войнами прошлого века и, даже в большей степени, ожиданием Третьей мировой войны, просто гигантский. Наше открытие заключается в том, что если бы военная система пришла к концу завтра, под действием этого импульса движение к научным знаниям продолжалось бы еще как минимум две декады. После этого еще как минимум две декады оно бы постепенно уменьшало темп, до тех пор, пока «банковский счет» нерешенных на сегодняшний день проблем не опустел бы. Для вопросов того уровня, которые мы сегодня научились задавать, не осталось бы ничего неизвестного и достойного познания;  мы по определению не можем представить себе научные вопросы, которые можно будет задать тогда, когда на все постижимые сегодня вопросы будут получены ответы.

Это неукоснительно приводит нас к другой проблеме: самоценности неограниченного поиска знаний. Мы, конечно, не предлагаем никаких независимых оценок, но было бы уместным указать, что значимое меньшинство представителей науки полагает, что подобный поиск в любом случае должен быть ограничен. Подобное мнение само по себе является фактором, указывающим на необходимость заменителя научной функции войны. Для протокола мы также должны отметить, что на протяжении долгих периодов истории человечества, часто продолжавшихся тысячи лет, в ходе которых научному прогрессу не придавалось никакой общественной значимости, стабильные общества выживали и процветали. Хотя подобное было бы и невозможно в современном индустриальном мире, мы не можем быть уверены в том, что такая ситуация сохранится и впредь в будущем мире без войн.
Автор использует термин «экология» не в значении «охрана природы», а в его исходном значении.

Секция 7. Выводы и заключение

Природа войны

Война – это не политический инструмент, используемый государствами для расширения или защиты своих выраженных политических ценностей или экономических интересов, как это широко принято полагать. Напротив, она сама по себе является организационной основой, вокруг которой структурируются все современные общества. Обычная непосредственная причина войны – явное вмешательство одного государства в интересы другого. Но в основе всех показных отличий национальных интересов лежат динамические требования вооруженного конфликта со стороны военной системы. Готовность к войне характеризует современные социальные системы куда больше, чем их экономические и политические структуры.
Экономический анализ ожидаемых проблем перехода к миру не учитывал широкую роль войны в определении социальных систем. То же самое верно, с редкими и частичными исключениями, и для модельных «сценариев» разоружения. По этой причине, ценность всех предыдущих работ ограничена механическими аспектами перехода. Определенные элементы этих моделей, вероятно, могут быть применены к реальной ситуации перехода к миру; это, тем не менее, зависит от их совместимости с содержательным, а не формальным наполнением плана мирной жизни. Подобный план может быть разработан только на основе полного понимания природы военной системы, которую он призван упразднить, что, в свою очередь, предполагает детальное осмысление функций, которые военная система выполняет в обществе. Это потребует создания детализированной и доступной системы заменителей тех ее функций, которые необходимы для стабильности и выживания человеческих обществ.

Функции войны

Видимая, военная функция войны не требует разъяснений; она не только очевидна, но и не имеет отношения к переходу к состоянию мира, в котором она, по определению, будет избыточной. Она также подчиняется в своем социальном значении предполагаемым невоенным функциям войны; те из них, которые имеют критически важное значение для перехода, могут быть собраны в пять принципиальных групп.

1. Экономические. Война обеспечивала как древние, так и современные общества надежной системой стабилизации и контроля национальных экономик. В современной сложной экономике, никакого альтернативного метода контроля, хотя бы отдаленно сравнимого по эффективности с войной,  пока не было испытано.
2. Политические. Перманентная возможность войны является основой стабильного правительства; она создает основу для общего принятия политической власти. Она позволяет обществам поддерживать необходимые классовые различия и обеспечивает подчинение граждан государству посредством остаточных военных сил, неотъемлимо заложенных в концепции нации. Никакая из современных политических властных группировок не смогла успешно контролировать своих избирателей после потери доверия к внешней военной угрозе.
3. Социологические. Война, посредством военных институтов, всю историю служила обществам уникальным, незаменимым средством контроля опасных социальных расколов и деструктивных антиобщественных тенденций. Как наиболее значимая из угроз жизни и единственная, с которой может справится только социальная организованность, война также играла еще одну фундаментальную роль: военная система обеспечила механизм превращения мотивационных сил, управляющих человеческим поведением, в принудительную преданность обществу. Таким образом, обеспечивался уровень социальной связности, необходимый для выживания нации. Никакой другой институт или группа институтов в современных обществах не способны выполнить эти функции.
4. Экологические. Война была основным эволюционным инструментом поддержки экологического баланса между растущей человеческой популяцией и ресурсами, необходимыми для ее выживания. Это уникальная особенность человечества как вида.
5. Культурные и научные. Ориентация на войну определяла основные стандарты ценностей в искусстве и обеспечивала фундаментальный стимул для научного и технологического прогресса. Концепции, в соответствии с которыми искусство выражает ценности, не зависящие от его формы, и что успешные стремление к знаниям имеет самостоятельную общественную ценность, долгое время были приняты в современных обществах; развитие искусств и наук в эти периоды было следствием парралельного развития вооружений.

Заменители функций войны: критерии

Нижеизложенные функции войны являются необходимыми для выживания известных нам сегодня социальных систем. За двумя возможными  исключениями, они также необходимы для любой стабильной социальной организованности, которая сможет выжить в мире без войн. Обсуждение направлений и средств перехода к подобному миру станут осмыслены если только а) будут созданы институты-заменители этих функций, или б) можно будет осмысленно гипотетически предположить, что полная или частичная потеря одной из функций не обязательно устранит жизнеспособность будущих обществ.
Подобные заменяющие институты и гипотезы должны соответствовать ряду критериев. В общем, они должны быть технически реализуемы, политически приемлемы и потенциально вызывать доверие у членов общества, которое реализует их. Конкретно, их можно характеризовать следующим образом:
1. Экономические. Приемлемый экономический суррогат военной системы потребует расход ресурсов на полностью непродуктивные цели, по уровню сравнимый с военными расходами, обычно определяемыми размером и сложностью каждого общества. Природа подобной системы кажущихся «растрат» должна позволять ей оставаться независимой от нормальной экономики спроса и предложения; она должна позволять осуществление над ней произвольного политического контроля.
2. Политические. Жизнеспособный политический заменитель войны должен предоставлять для каждого общества обобщенную политическую угрозу, характеристики и масштаб которой позволят обеспечить организованность и принятие политической власти.
3. Социологические. Во-первых, в условиях перманентного отсутствия войны, должны быть разработаны новые институты, которые будут эффективно контролировать социально деструктивные сегменты общества. Во-вторых, в целях адаптации физической и психологической динамики человеческого поведения к потребностям социальной организации, правдоподобный заменитель войны должен создать вездесущий и понятный страх личного уничтожения. Характер и уровень этого страха должны быть достаточны, чтобы обеспечить полную приверженность общественным ценностям, чтобы они признавались как превосходящие ценность индивидуальной человеческой жизни.
4. Экологические. Заменитель войны, функционируя как уникальная человеческая система контроля популяции, должен обеспечить выживание, если не улучшение, вида, в аспекте его доступа к ресурсам.
5. Культурные и научные. Суррогат функций войны как детерминанта культурных ценностей должен создать основу для социо-морального конфликта равно непреодолимой силы и масштаба. Суррогатная мотивационная основа для стремления к научному знанию должна сходным образом быть наполнена сравнимым чувством внутренней необходимости.

Заменители функций войны: модели

Следующие институты были, помимо прочих, предложены на рассмотрение в качестве замены невоенных функций войны. То, что они изначально могли быть созданы для других целей, не препятствует или обесценивает их возможное применение в этой сфере.
1. Экономические. А) Всесторонняя программа социального обеспечения, направленная на максимальное улучшение общих условий человеческой жизни. Б) Гигантская, не имеющая конечных целей, программа исследования космоса, направленная на недосягаемые объекты. В) Постоянная, ритуализированная, ультра-доскональная система инспекции процесса разоружения, и ее вариации.
2. Политические. А) Вездесущие, практически всемогущие  международные политические силы. Б) Признанная и явная внеземная угроза. В) Массовое глобальное загрязнение окружающей среды. Г) Фиктивные альтернативные враги.
3. Социологические. Функция контроля: А) Программы, сделанные по модели Корпуса Мира. Б) Современная усовершенствованная форма рабства. Мотивационная функция:  А) Интенсифицированное загрязнение окружающей среды. Б) Новые религии или мифологии. В) Общественно ориентированные «кровавые игры». Г) Комбинированные формы.
4. Экологические. Всеобъемлющая программа прикладной евгеники
5. Культурные: института-заменителя не найдено. Научные: вторичные требования программ космических исследований, социального обеспечения и/или евгеники.

Заменители функций войны: оценка

Перечисленные выше модели отражают скорее начало поиска институтов – заменителей функций войны, нежели чем перечисление альтернатив. Было бы преждевременно и неуместно, тем не менее, выдвигать финальные вердикты об их применимости к ситуации перехода к миру и к последующему периоду. Более того, поскольку необходимая, но сложная работа по оценке совместимости предлагаемых суррогатов с различными функциями может быть в настоящее время выполнена только эмпирическим путем, мы избрали путь воздержания от подобных статистически неадекватных гипотетических корреляций.
Тем не менее, ряд пробных и поверхностных замечаний к предлагаемым функциональным «решениям» позволят обозначить масштаб трудностей, связанных с проблематикой планирования мира.
Экономические.  Модель системы социального обеспечения не сможет оставаться вне нормальной экономики после завершения фазы преимущественно капитальных  инвестиций; таким образом, ее ценность как исполнителя данной функции будет носить временный характер. Такой заменитель, как космические исследования, судя по всему, соответствует обоим основным критериям и должен быть подвергнут более детальному изучению, особенно в отношении его возможных эффектов на другие функции войны. Схемы «непрерывной инспекции», хотя и являются чрезмерно привлекательными, несовместимы с базовой посылкой перехода к миру. Сходный с ними вариант «невооруженных сил» подвергается той же функциональной критике, что и общая модель системы социального обеспечения.
Политические. Как и суррогатные варианты различных инспекций, предложения создания обладающей абсолютной властью полиции сущностно несовместимы с концом военной системы. Вариант «невооруженных сил», с поправками, включающими неограниченные полномочия на осуществление экономических санкций, предположительно может быть трансформирован в убедительную внешнюю угрозу. Развитие приемлемой угрозы из «дальнего космоса», предположительно в связке с космическими исследованиями как экономическим суррогатом, кажется малоприемлемым вследствие своей неубедительности. Модель загрязнения окружающей среды недостаточно восприимчива к непосредственному контролю, кроме как через директивное ускорение текущих трендов в области загрязнений; это, в свою очередь, поднимает вопрос политической приемлемости. Новые, менее регрессивные подходы к созданию фиктивных глобальных «врагов» требуют более детального изучения.
Социологические. Функция контроля: Хотя различные заменители данной функции, грубо скопированные с Корпуса Мира, в потенциальной перспективе кажутся в целом неадекватными, их не следует отбрасывать без внимательного изучения. Рабство, в технологически современной и концептуально обновленной форме, может оказаться более эффективным и гибким институтом в этой сфере. Мотивационная функция: Хотя никакие из предложенные заменителей войны как гаранта приверженности общественным ценностям не могут быть сразу отброшены, каждый из них создает ряд серьезных и особенных трудностей. Интенсифицированные угрозы окружающей среде могут породить экологические проблемы; мифология может  потерять политическую приемлемость; предложенные «кровавые игры» и ритуалы куда проще разработать, чем применить. Внимательного рассмотрения заслуживает институт, объединяющий эту функцию с предыдущей, основанный на организованных этнических репрессиях, но не обязательно выведенный из них.
Экологические. Единственная существующая проблема в применении адекватного евгенического заменителя войны – это проблема времени; его нельзя реализовать до завершения перехода к миру, что включает в себя серьезный временный риск экологического сбоя.
Культурные. Никакого приемлемого заменителя для этой функции войны не было предложено. Возможно, тем не менее, что фундаментальный культурный детерминант ценностей не является необходимым для выживания стабильного общества. Научные. То же самое можно сказать и о функции войны как двигателя поиска знаний. Тем не менее, реализация гигантской программы космических исследований, всеобъемлющая программа социальной поддержки или программа евгенического контроля способны обеспечить мотивацию для ограниченного числа технологий.

Общие заключения

Из вышеизложенно явно следует, что никакая программа или комбинация программ, предложенные для перехода к миру, даже издали не соответствуют всесторонним функциональным требованиям мира без войн. Хотя одна из предложенных систем для выполнения экономической функции войны и кажется многообещающей, подобный оптимизм неуместен по отношению к не мене важным политическим и социологическим сферам. Другие ключевые невоенные функции войны – экологические, культурные, научные -  поднимают совсем иные проблемы, но крайне маловероятно, что детальное программирование заменителей в этих областях не является предварительным условием для перехода к миру. Более важно то, что недостаточно разработать адекватные, но разрозненные заменители основных функций войны; они должны быть полностью совместимы между собой и не оказывать друг на друга блокирующее воздействие.
До тех пор, пока такая унифицированная программа не будет разработана, хотя бы гипотетически, эта или любая другая группа не сможет породить осмысленные ответы на поставленные перед ней вопросы. На вопрос, как лучше подготовится к пришествию мира, мы должны, в первую очередь, ответить, настолько убедительно, насколько сможем, что военной системе нельзя ответственно позволить исчезнуть до тех пор, когда 1) мы будем точно знать, что мы планируем поместить на ее место, и 2) мы будем уверены, что эти замещающие институты будут служить своим целям, в логике выживания и стабильности общества. Тогда будет время разработать методы для выполнения перехода; процедурное программирование должно следовать, а не предшествовать содержательным решениям.
Подобные решения, если они на самом деле существуют, не появятся иначе, как вследствие революционного пересмотра средств мышления, прежде считавшихся приемлемыми для исследований мира. То, что мы изучили соответствующие фундаментальные вопросы с бесстрастной, свободной от ценностных предубеждений точки зрения, не должно означать, что мы не осознаем интеллектуальные и эмоциональные сложности, которые придется преодолеть на всех уровнях принятия решений, прежде чем эти вопросы будут признаны другими людьми. На интеллектуальном уровне, они отражают традиционное эмоциональное сопротивление новым (более смертельным и тем самым, более «шокирующим») видам вооружений. Приведенный далее комментарий сенатора Хьюберта Хемфри по поводу публикации книги «О термоядерной войне» все еще актуален: «Новые идеи, особенно противоречащие текущим представлениям, всегда болезненно воспринимаются сознанием человека».
Также мы отнюдь не недооцениваем массовые согласования конфликтующих интересов во внутренних и международных вопросах процедур перехода к миру, только потому, что мы их не обсуждали. Этот фактор был исключен из сферы компетенции нашего задания, но мы проявили бы недобросовестность, если бы не приняли его во внимание. Хотя на пути к подобным согласованиям не лежит никаких непреодолимых препятствий, значительные краткосрочные интересы частных и военных групп в сохранении военной системы являются давно устоявшимися и  широко признанными. Сопротивление миру, проистекающее из подобных интересов, в долгосрочной перспективе не имеет прямого отношения к основным функциям войны, но его будет непросто преодолеть, ни в данной стране, ни где либо еще. Некоторые эксперты полагают, что его нельзя будет преодолеть в принципе, что цена мира просто слишком высока. Это относится к нашему общему выводу, согласно которому время перехода к заменяющим институтам может стать критическим фактором их политический приемлемости.
В настоящее время, неочевидно, будет ли состояние мира в принципе возможным. Еще большие вопросы, связанные скорее с объективными требованиями дальнейшего выживания общества, нежели чем с эмоциональным пацифизмом, вызывает то, что состояние мира, если оно окажется доказанно возможным, будет желательно. Военная система, при всех своих противоречиях с «общественным мнением», демонстрировала свою эффективность на протяжении всей известной истории человечества; она обеспечила основу для развития многих впечатляюще долго-живущих цивилизаций, включая ту, которая на сегодняшний день является доминирующей. Она последовательно обеспечивала непротиворечивые приоритеты для развития общества. Она, в целом, имеет счетные количественные характеристики. Жизнеспособная система мира, при условии, что большие и комплексные вопросы институтов-заменителей, поднятые в данном Докладе, имеют решение и будут решены, при этом все еще останется шагом в неизвестность, с пусть и малыми, но неизбежными рисками, сопровождающими непредусмотренные варианты развития событий.
Лица, принимающие решение в правительстве предпочитают мир войне в каждом случае, когда перед ними встает подобный выбор, потому что подобный выбор кажется «безопаснее». В большинстве обстоятельств, это, скорее всего, правда. Но в логике долгосрочной социальной стабильности, верным является противоположный вариант. При существующем уровне знаний и возможностей к осознанному вмешательству, именно военная система должна отождествляться со стабильностью, а мирная система – с социальным теоретизированием, каким бы справедливым оно не казалось с точки зрения субъективных моральных или эмоциональных ценностей. Один ядерный физик однажды заметил в адрес возможного договора о разоружении: «Если бы мы могли изменить мир так, чтобы в нем нельзя было бы создать оружие, это бы все стабилизировало. Но возможные договоренности с Советским Союзом все дестабилизируют». И оговорка, и предубеждение равно не имеют отношения к проблеме; любое состояние общего мира, как бы оно ни было достигнуто, будет дестабилизирующим, пока не доказано обратное.
Если бы в настоящее время существовала необходимость однозначного выбора в пользу сохранения или отказа от военной системы, обычное благоразумие подскажет первый вариант. Но пока что подобная необходимость отсутствует. На баланс войны и мира со временем начнет влиять куда больше факторов, чем сможет выявить даже самый целеустремленный поиск альтернативных институтов для функций войны. Одна из групп подобных факторов была лишь мельком упомянута в тексте данного Доклада и концентрировалась на возможном устаревании военной системы. Мы отметили, к примеру, ограниченность военной системы в области выполнения ее экологической функции и снижение важности этого аспекта войны. Не требуется никакого полета фантазии чтобы представить себе сравнимые достижения, которые подорвут репутацию эффективности войны как, к примеру, экономического регулятора или источника лояльности к обществу. Подобная возможность, сколь бы далекой она ни была, служит напоминанием,  что все расчеты непредвиденных обстоятельств включают в себя не только взвешивание одной группы факторов по отношению к другой, но требует уважительного признания возможности ошибок и с той, и с другой стороны.
Более подходящая причина для продолжения изучения альтернативных путей и средств для исполнения современных функций войны носит узко политический характер. В мире может сложится положение, когда одна или несколько суверенных наций придут посредством набора сомнительных решений к точке, когда правящий управленческий класс потеряет контроль над общественным мнением или свою способность придать рациональность необходимой войне. Несложно вообразить в подобных обстоятельствах ситуацию, в которой подобные правительства будут вынуждены инициировать серьезную полномасштабную процедуру разоружения (возможно, спровоцированную «случайными» ядерными взрывами), и что подобные переговоры приведут к реальному разрушению военных институтов. Как ясно продемонстрировал наш Доклад, последствия этого могут быть катастрофическими. Кажется очевидным, что в подобном случае, когда значимая часть мира внезапно без достаточного предупреждения погружается в непреднамеренное состояние мира, даже частичная и неадекватная подготовка к этому может быть лучше, чем ничего. Возможно, она окажется критически важной. Модели, рассмотренные в предшествующей главе, как те, что кажутся многообещающими, так и те, что нет, имеют одну общую особенность: неотъемлемую гибкость в фазах реализации. И несмотря на наше осуждение сознательного движения к процедурам перехода к миру без глубокой, тщательной подготовки, наше правительство должно, тем не менее, подготовится к движению в данном направлении, если того потребуют обстоятельства, с сколь угодно ограниченными на тот момент ресурсами планирования. Директивный подход «все или ничего» в сфере подготовки программ на случай чрезвычайных ситуаций наступления мира ничуть не более эффективен, чем где-либо еще.
Но основной источник беспокойства за текущую эффективность военной системы и более важная причина предварительного планирования наступления мира лежит на заднем плане современного программирования развития военной системы. Управление ею отстает от темпа технологического развития, которое она создала. Несмотря на ее бесспорный успех в текущей ситуации, даже в эру беспрецедентного потенциала массового уничтожения она продолжает работать в основном согласно принципу laissez-faire. Насколько нам известно, не проводилось никаких серьезных количественных исследований, чтобы выяснить, к примеру:

оптимальный уровень производства вооружений для целей управления экономикой, при любом произвольном соотношении между паттернами гражданского производства и потребления;
факторы корреляции между политикой призыва и измеримым уровнем социального диссидентства;
минимальные уровни уничтожения населения, необходимые для поддержания достоверной военной угрозы в различных политических контекстах;
оптимальная циклическая частота войн «со стрельбой» при различных обстоятельствах исторического характера.
Эти и другие факторы функций войны полностью доступны для анализов посредством современных компьютерных систем, но к ним никогда не относились подобным образом; современные аналитические технологии до настоящего времени применялись к таким аспектам очевидных функций войны, как закупки, развертывание личного состава, анализ вооружений и т.д. Мы не отвергаем подобное их применение, но сокрушаемся о нехватке их использования в полную силу для решения проблем более широкого масштаба. Наше беспокойство за эффективность в этом контексте – не эстетическое, экономическое или гуманистическое. Оно проистекает из аксиомы, согласно которой никакая система не может выжить в течение долгого времени, если ее входные или выходные потоки постоянно или существенно отклоняются от оптимального уровня. Военная система и ее функции находятся во все большей опасности от подобных отклонений, поскольку их устройство становится все более сложным.
Наше финальное заключение, таким образом, в том, что нашему правительству необходимо заниматься углубленным планированием на случай двух чрезвычайных ситуаций. Первая и меньшая - это возможность наступления жизнеспособного состояния общего мира; вторая – это успешное продолжение существования военной системы. С нашей точки зрения, тщательная подготовка к возможному миру должна быть расширена не потому, что мы отстаиваем позицию желательности конца войны, если это в принципе возможно, а потому, что он может быть навязан нам, вне зависимости от того, готовы мы или нет. С другой стороны, планирование рационализации и количественного измерения военной системы для обеспечения эффективности ее основных стабилизирующих функций не столько более перспективно в отношении ожидаемых результатов, сколько критически важно; мы не можем больше принимать как должное, что она будет и дальше продолжать служить нашим целям только потому, что она всегда это делала. Целью политики правительства в сфере войны и мира в этот период неустойчивости должно стать сохранение максимально широкого пространства возможностей. Нижеизложенные рекомендации направленны на достижение именно этой цели.

Секция 8. Рекомендации

(1) Мы предлагаем создание указом Президента постоянного Агентства по изучению Войны / Мира, наделенное властью и полномочиями осуществлять программы, описанные ниже под пунктами (2) и (3). Это агентство а) будет обеспечено неподотчетными фондами, достаточными для выполнения его обязанностей и решений по своему усмотрению и б) будет иметь полномочия получать и использовать без ограничений для достижения своих целей любые ресурсы исполнительной власти правительства.Оно будет организовано по линии Совета по Национальной Безопасности, за исключением того, что ни один из его руководящих, исполнительных или технических сотрудников не будет занимать другие посты или выполнять другие задачи правительства. Его правление будет набрано из максимально широкого практически организуемого числа представителей научных дисциплин, гуманитарных исследований, прикладных искусств, прикладных технологических областей и иных несекретных сфер профессиональной деятельности. Оно будет подответственно только Президенту или другим правительственным чиновникам, временно им уполномоченным на выполнение этой задачи. Его деятельность будет регулироваться исключительно его собственными правилами и процедурными нормами. Его полномочия будут эксплицитно включать в себя неограниченное право скрывать информацию о своих действиях и решениях от кого-либо, кроме Президента, во всех случаях, когда подобная секретность будет в интересах общества.
(2) Первой из двух основных областей ответственности Агентства по изучению Войны / Мира будет выяснение всего, что можно узнать, включая то, что можно выяснить в логике значимых статистических вероятностей, о том, что имеет отношение к возможному переходу к общему состоянию мира. Результаты, полученные в рамках данного Доклада, могут расцениваться как начало данного исследования и индикатор его направленности; детальные записи исследований и результатов работы Группы по Специальным Исследованиям, на которых основывается Доклад, будут переданы агентству, наряду с любыми пояснительными данными, которые агентство сочтет необходимыми. Этот аспект работы агентства будет здесь и далее именоваться «исследования мира».
Деятельность Агентства в рамках исследований мира будет необходимо включать в себя, но не ограничиваться, следующим:
(а) Творческая разработка возможных замещающих институтов для основных невоенных функций войны.
(б) Осторожное сравнение этих институтов с критериями, обобщенными в данном Докладе, уточненными, пересмотренными и расширенными агентством.
(в) Проверка и оценка замещающих институтов на предмет приемлемости, выполнимости и правдоподобности с точки зрения гипотетических условий перехода и послевоенного периода; проверка и оценка эффектов предсказываемой атрофии ряда некритичных функций.
(г) Разработка и проверка взаимосоотношения множества замещающих институтов, с конечной целью создания всесторонней программы заменителей войны, подходящей для запланированного перехода к миру, если и когда это будет посчитано возможным и затем оценено как желательное со стороны соответствующих политических властей.
(д) Подготовка развернутого плана-графика частичных, не связанных между собой кризисных программ управленческих воздействий, подходящих для снижения опасности незапланированного перехода к миру, вызванного форс-мажором.
Методы исследований мира будут включать в себя, но не ограничиваться, следующими:
(а) Всестороннее междисциплинарное применение исторических, научных, технологических и культурных данных.
(б) Широкое применение современных методов математического моделирования, компаративного анализа и иных, находящихся в процессе разработки более сложных количественных методов, которые совместимы с компьютерными программами.
(в) Эвристические «мирные игры», разработанные в ходе выполнения поставленной задачи Группой по Специальным Исследованиям, и дальнейшие расширения данного подхода на проверку институциональных функций.

(3) Второй из областей ответственности Агентства по изучению Войны / Мира будут «исследования войны». Основной их целью будет обеспечение продолжительной жизнеспособности военной системы для выполнения ею своих основных невоенных функций настолько долго, насколько она будет считаться необходимой или желательной для выживания общества. Для достижения поставленной цели, группы исследований войны будут вовлечены в следующие виды деятельности:
(а) Количественное измерение существующих применений невоенных функций войны. Отдельные параметры будут включать в себя, но не ограничиваться, следующим: 1) валовый объем и чистая доля непродуктивных военных расходов с Второй мировой войны, выделяемых на военные нужды как экономический стабилизатор; 2) количество и доля военных расходов и уничтоженных жизней, собственности и природных ресурсов в ходе данного периода, списываемые на нужды войны как инструмент политического контроля; 3) схожие цифры, хотя возможно полученные и из иных источников, характеризующие войну как поддержку социальной связности; 4) размеры призыва и расходы на него, а также прочие формы работы с личным составом, характеризующие необходимость в контроле социального недовольства со стороны военных; 5) статистическая связь между числом жертв в войне и мировыми поставками продовольствия; 6) корреляция военных действий и расходов с культурной деятельностью и научными прорывами (необходимо включая в себя разработку измеримых стандартов в данной сфере).
(б) Разработка современного априорного критерия для выполнения невоенных функций войны. Это будет включать в себя, но не ограничиваться: 1) подсчетом минимального и оптимального уровня военных расходов, требуемых при различных гипотетических условиях для выполнения указанных функций, как по отдельности, так и вместе; 2) определение минимального и оптимального уровня уничтожения человеческих жизней, собственности и природных ресурсов, требуемых для обеспечения убедительности внешней угрозы, необходимой для политической и мотивационной функций войны; 3) разработка гибкой формулы, отражающей отношение между политикой военного призыва и подготовки, и случаями острой необходимости в социальном управлении.
(в) Объединение данных критериев с превалирующими экономическими, политическими, социологическими и экологическими ограничениями. Конечной целью данной фазы исследований войны является рационализация прежде неформатного функционирования военной системы. Указанная работа должна представить практичсекие рабочие регламенты, посредством которых ответственные правительственные чиновники смогут в любых обстоятельствах решать следующие проблемы функций войны: 1) как определить оптимальные количество, характеристики и график военных расходов для достижения желаемого уровня контроля экономики; 2) как организовать призыв, развертывание и практическое применение военного личного состава в целях достижения желаемого уровня принятия одобренных социальных ценностей; 3) как подсчитать за короткий период характеристики и масштаб потерь человеческих жизней и прочих ресурсов, которые должны быть понесены и / или нанесены в течение каждого конкретного всплеска насилия, чтобы достичь желаемого уровня уважения к внутренней политической власти и приверженности обществу; 4) как предсказать на продолжительный период характер и качественные характеристики открытых военных действий, которые должны быть запланированы и внесены в бюджет, для достижения желаемого уровня контекстной стабильности в тех же целях; требуемые факторы включают в себя частоту, продолжительность, интенсивность разрушений, географический масштаб и оптимальные средние потери жизней; 5) как аккуратно экстраполировать из вышеуказанного, в экологических целях, продолжительный эффект военной системы на длинные циклы и на демографическое давление, и как соответствующим образом подогнать планирование уровня потерь.
Деятельность по исследованию войны будет необходимо включать в себя, но не ограничиваться, следующим:
(а) Сопоставление экономических, военных и иных релевантных данных в единых форматах, позволяющих обратимый перевод ранее дискретных категорий информации.
(б) Разработка и применение соответствующих форм анализа затрат и эффективности, подходящих для адаптации к компьютерной терминологии, программированию и прогнозированию.
(в) Расширение методов проверки систем на основе «военных игр» на невоенные функции войны.

(4) Поскольку обе программы Агентства по изучению Войны / Мира будут разделять общую цель – сохранение для правительства свободы выбора в отношении войны и мира до тех пор, пока общий курс на выживание общества не подвергнется сомнению – основной сутью данного предложения является снятие для деятельности агентства ограничений по времени. Его изучение существующих и предлагаемых институтов самоликвидируется, когда его собственная функция будет превзойдена историческими подвижками, которые оно само, хотя бы частично, инициирует.

Сноски

SECTION 1

1. The Economic and Social Consequences of Disarmament: U.S.Reply to the Inquiry of the Secretary-General of the United Nations (Washington, D.C.: USGPO, June 1964), pp. 8-9.

2. Herman Kahn, Thinking About the Unthinkable (New York: Horizon, 1962), p.35.

3. Robert S. McNamara, in an address before the American Society of News- paper Editors, in Montreal, P.Q., Canada, 18 May 1966.

4. Alfred North Whitehead, in "The Anatomy of Some Scientific Ideas," in- cluded in The Aims of Education (New York: Macmillan, 1929).

5. At Ann Arbor, Michigan, 16 June 1962.

6. Louis J. Halle, "Peace in Our Time? Nuclear Weapons as a Stabilizer," The New Republic (28 December 1963).

SECTION 2

1. Kenneth E. Boulding, "The World War Industry as an Economic Problem," in Emile Benoit and Kenneth E. Boulding (eds.), Disarmament and the Economy (New York: Harper & Row, 1963).

2. McNamara, in ASNE Montreal address cited.

3. Report of the Committee on the Economic Impact of Defense and Disarmament (Washington: USGPO, July 1965).

4. Sumner M. Rosen, "Disarmament and the Economy," War/Peace Report (March 1966).

SECTION 3

1. Vide William D. Grampp, "False Fears of Disarmament," Harvard Business Review (Jan.-Feb.1964) for a concise example of this reasoning.

2. Seymour Melman, "The Cost of Inspection for Disarmament," in Benoit and Boulding, op. cit.

SECTION 5

1. Arthur I. Waskow, Toward the Unarmed Forces of the United States (Wash- ington: Institute for Policy Studies, 1966), p.9. (This is the unabridged edition of the text of a report and proposal prepared for a seminar of strate- gists and Congressman in 1965; it was later given limited distribution among other persons engaged in related projects.)

2. David T. Bazelon, "The Politics of the Paper Economy," Commentary (Nov- ember 1962), p.409.

3. The Economic Impact of Disarmament (Washington: USGPO, January 1962), p.409.

4. David T. Bazelon, "The Scarcity Makers," Commentary (October 1962), p. 298.

5. Frank Pace, Jr., in an address before the American Banker's Association, September 1957.

6. A random example, taken in this case from a story by David Deitch in the New York Herald Tribune (9 February 1966).

7. Vide L. Gumplowicz, in Geschichte der Staatstheorien (Innsbruck: Wagner, 1905) and earlier writings.

8. K.Fischer, Das Militar (Zurich: Steinmetz Verlag, 1932), pp.42-43.

9. The obverse of this phenomenon is responsible for the principal combat problem of present-day infantry officers: the unwillingness of otherwise "trained" troops to fire at an enemy close enough to be recognizable as an individual rather than simply as a target.

10. Herman Kahn, On Thermonuclear War (Princeton, N.J., Princeton University Press, 1960), p.42. 11. John D. Williams, "The Nonsense about Safe Driving," Fortune (September 1958).

12. Vide most recently K.Lorenz, in Das Sogenannte Bose: zur Naturgeschichte der Agression (Vienna: G. Borotha-Schoeler Verlag, 1964).

13. Beginning with Herbert Spencer and his contemporaries, but largely ignor- ed for nearly a century.

14. As in recent draft-law controversy, in which the issue of selective deferment of the culturally privileged is often carelessly equated with the preservation of the biologically "fittest."

15. G.Bouthol, in La Guerre (Paris: Presses universitairies de France, 1953) and many other more detailed studies. The useful concept of "polemology," for the study of war as an independent discipline, is his, as is the notion of "demographic relaxation," the sudden temporary decline in the rate of popula- tion increase after major wars.

16. This seemingly premature statement is supported by one of our own test studies. But it hypothecates both the stabilizing of world population growth and the institution of fully adequate environmental controls. Under these two conditions, the probability of the permanent elimination of involuntary global famine is 68 percent by 1976 and 95 percent by 1981.

SECTION 6

1. This round figure is the median taken from our comuptations, which cover varying contingencies, but it is sufficient for the purpose of general dis- cussion.

2. But less misleading than the more elegant traditional metaphor, in which war expenditures are referred to as the "ballast" of the economy but which suggests incorrect quantitative relationships.

3. Typical in generality, scope, and rhetoric. We have not used any pub- lished program as a model; similarities are unavoidably coincidental rather than tendentious.

4. Vide the reception of a "Freedom Budget for all Americans," proposed by A. Philip Randolph et al; it is a ten-year plan, estimated by its sponsors to cost $185 billion.

5. Waskow, op.cit.

6. By several current theorists, most extensively and effectively by Robert R. Harris in "The Real Enemy," an unpublished doctoral dissertation made avail- able to this study.

7. In ASNE, Montreal address cited.

8. The Tenth Victim.

9. For an examination of some of its social implications, see Seymour Ruben- feld, Family of Outcasts: A New Theory of Delinquency (New York: Free Press, 1965).

10. As in Nazi Germany; this type of "ideological" ethnic repression, direc- ted to specific sociological ends, should not be confused with traditional economic exploitation, as of Negroes in the U.S., South Africe, etc.

11. By teams of experimental biologists in Massachusetts, Michigan, and California, as well as in Mexico and the U.S.S.R. Preliminary test applications are scheduled in Southeast Asia, in countries not yet announced.

12. Expressed in the writings of H. Marshall McLuban, in Understanding Media: The Extensions of Man (New York: McGraw-Hill, 1964) and elsewhere.

13. This rather optimistic estimate was derived by plotting a three-dimen- sional distribution of three arbitratily defined variables; the macro-structur- al, relating to the extension of knowledge beyond the capacity of conscious experience; the organic, dealing with the manifestations of terrestrial life as inherently comprehensibel; and the infra-particular, covering the subconcep- tual requirements of natural phenomena. Values were assigned to the known and unknown in each parameter, tested against data from earlier chronologies, and modified heuristically until predictable correlations reached a useful level of accuracy. "Two decades" means, in this case, 20.6 years, with a standard deviation of only 1.8 years. (An incidental finding, not pursued to the same degree of accuracy, suggests a greatly accelerated resolution of issues in the biological sciences after 1972.)

SECTION 7

1. Since they represent an examination of too small a percentage of the eventual options, in terms of "multiple mating," the subsystem we developed for this application. But an example will indicate how one of the most frequen- tly recurring correlation problems--chronological phasing--was brought to light in this way. One of the first combinations tested showed remarkably high coefficients of compatibility, on a post hoc static basis, but no variations of timing, using a thirty-year transition module, permitted even marginal synchronization. The combination was thus disqualified. This would not rule out the possible adequacy of combinations using modifications of the same fac- tors, however, since minor variations in a proposed final condition may have disproportionate effects on phasing.

2. Edward Teller, quoted in War/Peace Report (December 1964).

3. E.g., the highly publicized "Delphi Technique" and other, more sophisti- cated procedures. A new system, especially suitable for institutional analysis, was developed during the course of this study in order to hypothecate mensur- able "peace games"; a manual of this system is being prepared and will be sub- mitted for general distribution among appropriate agencies. For older, but still useful, techniques, see Norman C. Dalkey's Games and Simulations (Santa Monica, Calif.:Rand, 1964).

SECTION 8

1. A primer-level example of the obvious and long overdue need for such translation is furnished by Kahn (in Thinking About the Unthinkable,p.102). Under the heading "Some Awkward Choices" he compares four hypothetical poli- cies: a certain loss of $3,000; a .1 chance of loss of $300,000; a.01 chance of loss of $30,000,000; and a .001 chance of loss of $3,000,000,000. A government decision-maker would "very likely" choose in that order. But what if "lives are at stake rather than dollars?" Kahn suggests that the order of choice would be reversed, although current experience does not support this opinion. Rational war research can and must make it possible to express, without ambiguity, lives in terms of dollars and vice versa; the choices need not be, and cannot be, "awkward."

2. Again, an overdue extension of an obvious application of techniques up to now limited such circumscribed purposes as improving kill-ammunition ratios determining local choice between precision and saturation bombing, and other minor tactical, and occasionally strategic, ends. The slowness of Rand, I.D.A., and other responsible analytic organizations to extend cost-effectiveness and related concepts beyond early-phase applications has already been widely re- marked on and critized elsewhere.

3. The inclusion of institutional factors in war-game techniques has been given some rudimentary consideratin in the Hudson Institute's Study for Hypo- thetical Narratives for Use in Command and Control Systems Planning (by William Pfaff and Edmund Stillman; Final report published in 1963). But here, as with other war and peace studies to date, what has blocked the logical extension of new analytic techniques has been a general failure to understand and properly evaluate the non-military functions of war.

Я думаю,что сценарий лже-терактов может служить одной из частью этого плана. Я не могу сказать точно,есть реальные теракты ,как часть этого плана или все ограничивается инсценировками.

Это и есть вся книга. В бумажном варианте ее очень трудно достать.