Каждую неделю H&F читает одну книгу о бизнесе, в этот раз мы выбрали биографию гениального учёного Исаака Ньютона, основная часть которой посвящена его службе на Монетном дворе Лондона и борьбе с не менее гениальным фальшивомонетчиком Уильямом Чалонером. Ньютону пришлось воевать со вполне знакомыми современному предпринимателю вещами: с коррупцией, кумовством, укрывательством и взяточничеством.

Лондон
Лондон 17-го столетия кишел толпой приезжих. В 18-м столетии показатель смертности превышал показатель рождаемости на несколько тысяч человек в год. Тем не менее город рос, пожирая провинцию, высасывая из родных деревень и городов в день от 200 до 300 молодых мужчин и женщин, стремившихся в поисках счастья в единственный мегаполис в Англии.

Жестокая правда состояла в том, что жизнь и торговля в Лондоне осуществлялись посредством хитросплетения человеческих связей, на первый взгляд непроницаемого. Подход  Ньютона — покровительство двора или правительства — само собой, был недоступен для ученика, оставшегося без мастера; торговые и финансовые связи — ещё менее достижимы. Ремесла также были вне досягаемости. Хотя система гильдий в конце XVII века слабела, замкнутые профессиональные сообщества были закрыты даже для высококлассных мастеров со стороны, не говоря уж о бродягах-недоучках. Уже в 1742 году лондонские шляпники избили до смерти человека, который посмел изготовлять головные уборы, не пройдя через систему ученичества. Чуть больше 20 человек заправляли торговлей сыром между Лондоном и основной областью сыроварения Чеширом, вынуждая сотни мелких торговцев беспрекословно принимать ценовые условия картеля.

Ремесло
Во времена Чалонера все гвозди делались вручную. Гвоздильщик нагревал конец металлического прута в горне и выковывал из него четырёхгранное острие, затем, ещё раз нагрев прут до мягкости, отрубал от него кусок в длину гвоздя и, наконец, бил по тупому концу куска, чтобы сформировать головку. Обычно всё это считалось частью кузнечного мастерства. Но к тому времени как Чалонер занялся этим делом, изготовление гвоздей стало превращаться в менее квалифицированную и хуже оплачиваемую сдельщину. Длинные железные пруты делались при помощи машины, именуемой станком для продольной резки, которая была изобретена в 1565 году в бельгийском Льеже и появилась в Англии примерно к началу 17-го столетия. <...>

ФОРМАЛЬНО К ТОМУ МОМЕНТУ,
КАК НЬЮТОН ПОПАЛ НА МОНЕТНЫЙ ДВОР, ПЫТКА КАК ИНСТРУМЕНТ ДОЗНАНИЯ НЕ ИСПОЛЬЗОВАЛАСЬ В АНГЛИИ УЖЕ ПОЛСТОЛЕТИЯ

Те, у кого хватало денег на покупку станка, передавали пруты для гвоздей людям слишком бедным, чтобы их выкупить сразу. Те изготавливали оговорённое количество гвоздей и возвращали их на фабрику за скудную плату. Неудивительно, что те, кто находился внизу производственной цепочки, — люди, у которых были огонь, инструменты и знание основ кузнечного дела, — искали другие возможности.

Научная и начинающаяся промышленная революция дали толчок возникновению ряда новых ремёсел, одним из которых было производство точных инструментов.

Деньги
Это был закон Гешема в действии: плохие деньги вытесняли хорошие. Кризис стимулировала особенность чеканки в Англии — тот факт, что в течение почти трёх десятилетий в стране в обращении было два типа денег: монеты ручной чеканки, произведённые до 1662 года, и монеты, произведённые после, на машинах, установленных в тот год на Монетном дворе. Старые деньги, отчеканенные ударом молотка работников Монетного двора, были неодинаковыми и нестойкими к износу. Хуже того, у них были гладкие ободки, а это значило, что любой человек с хорошей парой ножниц и напильником мог отрезать край монеты и затем гладко её отполировать. Так, откусывая то здесь, то там, можно было накопить груду серебра за счёт снижения качества монеты.

Барабанный бой Ньютона быстро принёс плоды. Отчёт о всей перечеканке показывает, что это невероятно сложное предприятие было осуществлено невероятно чётко, эффективно и безопасно (только один человек умер у металлопрокатных станков — поразительная цифра, учитывая интенсивность работ). <...> Быстрая передача достаточного количества монет из Тауэра в общее пользование, начавшаяся осенью 1696 года, подавила самые глубокие страхи того времени. Прекратились денежные бунты. Лондонские бедняки перестали требовать возвращения доброго короля Якова. Король Вильгельм продолжал жаловаться на нехватку денег, но был уже в состоянии содержать свою армию на поле боя, и к сентябрю 1697 года, когда стало ясно, что перечеканка будет закончена удовлетворительно, даже заключил мир с Людовиком XIV.

Борьба
Ньютон не участвовал в излишествах своих агентов и не поощрял их, но тогда, как и сейчас, при попытке взять под контроль любой высокоприбыльный незаконный бизнес неизбежно возникала коррупция. Тот факт, что приходилось прибегать к услугам воров, вымогателей и самих фальшивомонетчиков, для Ньютона не имел большого значения. Частично проблема решалась сама собой: худшие из его людей доходили в своих злоупотреблениях до той точки, когда Ньютон мог применить к ним соответствующие меры, — и в то же время эти головорезы приносили пользу.

К началу 1697 года сеть осведомителей, тайных агентов и уличных громил превратила Ньютона в самого действенного следователя, какого когда-либо видел Лондон. При необходимости Ньютон и сам охотно подключался к делу. В октябре 1699 года он представил новый счёт казначейству. Он просил 120 фунтов, чтобы покрыть «различные мелкие расходы на наём кареты, траты в тавернах, тюрьмах и прочих местах». Он потратил эту сумму на свои вылазки в Лондон, во время которых покупал напитки для осведомителей, подмазывал сообщников — словом, нырял в вязкое болото преступного мира столицы настолько глубоко, насколько было необходимо.

Формально к тому моменту, как Ньютон попал на Монетный двор, пытка как инструмент дознания не использовалась в Англии уже полстолетия. <...> Фрэнк Мануэль, один из самых влиятельных биографов Ньютона, утверждал, что удовольствие, которое тот получал от преследования и наказания фальшивомонетчиков, было своего рода катарсисом после того гнева и боли утраты, что свели его с ума в 1693 году.

НА МОНЕТНОМ ДВОРЕ [НЬЮТОН]
МОГ ПРИЧИНЯТЬ БОЛЬ И УБИВАТЬ, НЕ НАНОСЯ УЩЕРБА СВОЕЙ ПУРИТАНСКОЙ СОВЕСТИ

«В этом человеке был неистощимый источник гнева, — пишет Мануэль, — но он, по-видимому, нашел некоторое освобождение от своего бремени в этих обличительных тирадах в Тауэре». И добавляет: «На Монетном дворе [Ньютон] мог причинять боль и убивать, не нанося ущерба своей пуританской совести. Кровь фальшивомонетчиков и обрезчиков питала его».

Всё это почти наверняка чепуха. Нет никаких записей о злорадстве Ньютона по отношению к его жертвам или о том, что он присутствовал во время какой-либо попытки использовать физическое принуждение, чтобы извлечь информацию. Скорее, он был обычным чиновником, который выполнял свою работу, прибегая к доступным в то время средствам. Все, кто был вовлечён в систему уголовного правосудия, пользовались бедственным положением и лишениями заключённых, а при необходимости и потайной комнатой с её ужасами. Вероятно, для достижения большинства целей было достаточно угроз.

Из сохранившихся записей следует, что Ньютон, как и большинство других английских чиновников, не применял пыток в юридическом смысле (хотя вероятно, что по крайней мере несколько человек из тех, кто был в его ведении, получили некоторые телесные повреждения). Ему это попросту не было нужно. Причины, заставившие монархов прекратить эту практику, были не менее убедительными и для Ньютона. И всё же это не отменяет главного: Ньютон, лишь несколько месяцев тому назад оставивший жизнь кембриджского философа, невероятно быстро научился справляться с любой грязной работой, которая требовалась от городского полицейского в 17-м столетии. Он нашёл в себе способность делать то, что дóлжно.
http://www.the-village.ru/village/busin … omonetchik